Диверсантка
Шрифт:
Зимой интенсивность полевых работ снизили. С Манфредом Катрин изучала планы Красной площади в Москве: въезды, выезды, расстояния, углы. Где стоит почётный караул, где зрители, где сектор для гостей. Именно там должны были оказаться первого мая Катрин и Хартман. Манфред под видом американского журналиста, она - вновь его племянница. В это раз настоял на своём участии и Шлезвиг, его залегендировали как австрийского геолога, бежавшего от фашизма в Данию и приехавшего на научный съезд. Документы готовил всё тот же неизменный Рихтер, обещал подлинные, и съезд геологов действительно пройдёт в Москве в это время.
Катрин была
– оперативник, защитник, надёжный соратник, а Бруно единственный человек, который, как и она, связан с Тором. Если вдруг случится заминка с энергетическим потоком, рассчитывать на помощь можно будет только с его стороны. Но работать с Манфредом ей нравилось, конечно, несравненно больше. Он стал внимательнее, дружески улыбался и иногда касался руки. Прикосновения эти были подобны разрядам энергетического луча, а от взглядов и улыбок таяло всё внутри. Никогда Катрин не была так счастлива! И была ли она счастлива вообще когда-нибудь?..
Незаметно пролетела зима, наступила весна. Закончилось строительство точной копии мавзолея в Москве, и Катрин принялась вначале изучать и запоминать объект, а потом и бомбардировать его сгустками пламени. В апреле на генеральный смотр приехал Гиммлер. Все пребывали в нервозном, взвинченном состоянии. Наконец, настал день испытаний.
Катрин вывели к объекту, она вгляделась в фигуры на подновлённой трибуне и с изумлением убедилась, что на сей раз Сталина и членов русского правительства изображают живые люди. Те же самые узники Дахау, но подобранные по росту, комплекции, соответственно одетые. В средине шеренги усатый человек в армейской фуражке приветственно махал рукой невидимым демонстрантам.
Гондукк спалила их всех одним сильным и точным броском пламени. Так опытный боксёр посылает противника в нокаут одним ударом. Гиммлер остался доволен. Дружески потрепал по плечу Манфред, от чего эсэсовца пробрал приятный озноб. Бруно беспрестанно улыбался, потирая потные ладошки. Всех одолевало предвкушение - впереди ждала Россия.
Москва поразила Катрин. Она не была похожа ни на строгий Берлин, ни на бестолковый, рабочий Франкфурт, ни на старинный чопорный Лондон, где каждый камень, по мнению кокни, помнил того или иного короля, лорда или пэра. Операцию планировалось провести в сжатые сроки, долго оставаться в русской столице было опасно, да и не имело смысла. Тридцатого апреля приехать, первого числа появиться на праздновании (ведь никакой подготовки не требуется), совершить воздействие, а потом, воспользовавшись паникой быстро уходить с Красной площади и тут же покинуть город.
И всё же Москва поражала воображение - её широкие проспекты, Кремль, обилие людей на улицах, улыбающихся и доброжелательных. Стоило Манфреду, теперь американскому журналисту Дику Франклину с племянницей Мэри, обратиться к кому-нибудь, спросить дорогу или ещё что, люди немедленно откликались, принимались подробно объяснять, досадуя, что иностранцы их не понимают. Вокруг было множество цветов, праздничных плакатов и знамён. Огромные портреты человека, улыбающегося в усы добро, по-отечески, висели чуть не на каждом углу. Москва готовилась к празднику и распахнула объятия любому, кто приехал порадоваться вместе с ней. Если ты друг, конечно.
А если недруг?
Манфред постоянно помнил о советской контрразведке, был настороже. Конечно, документы у них «железные».
Случайной встречи в многомиллионном городе Манфред не опасался, а перед празднеством журналисту должны подсыпать в утренний кофе хитрый порошок, от которого янки полдня не встанет с унитаза. Непредвиденные встречи в гостевом секторе ни к чему, да и местным гэбистам будет спокойнее. На экстренный случай предусмотрели вариант: американца накануне операции «случайно» встречают земляки, ведут в ресторан и поят до полусмерти, чтоб весь праздник проспал.
Шлезвиг должен прибыть отдельно. Просто будет в назначенное время в том же гостевом секторе, поблизости. Если что - поддержит. Это и хорошо, что они добираются раздельно. Пентюх не имеет ни малейшего представления об оперативной работе. Сгорит, не дай-то бог, из него быстро вытрясут всё, что знает. Но и это предусмотрел Рихтер, за Бруно тоже будут приглядывать. Малейшая опасность - пуля в затылок, и нет Бруно. Он этого не знает, а Манфред знает.
Однако пока что всё развивалось по плану. Прилетели утром, поселились в гостинице, и весь день гуляли по Москве. К Красной площади поближе, чтоб всё посмотреть и запомнить. На картах-то все подходы-отходы были выучены на зубок, но нужно оглядеться на местности. Катрин крутила головой по сторонам, только что не раскрыв рот. Манфред тоже все глаза проглядел. Правда, его больше заботила слежка. Он делал неожиданные изменения в маршруте, остановки. Проверялся, страховался, но хвоста не заметил. Всё-таки здорово, когда нет на тебе ни оружия, ни взрывчатки, ни рации. По идее, даже после акции им предъявить нечего. В этом сила магического оружия. А в чём слабость?..
Катрин просто наслаждалась видами нового города в обществе любимого человека. Она ничуть не сомневалась в успехе операции. Во время подготовки абсолютно точно выяснили - у Советов ничего подобного Тору нет. Значит, и защиты от него быть не может. Удара потусторонних сил они не ожидают и отразить его не смогут. Были, правда, когда-то Глеб Бокий, Барченко, ещё кое-кто. Они занимались оккультными практиками, пытались применять «красную магию», но уже несколько лет как нет их. Сами же большевики и расстреляли. Сейчас Россия - страна победившего атеизма, в нечистую силу никто не верит, а потому и воевать с нею спецслужбы не готовы. Это вам не кельтская древняя защита, ничто не удержит могучий Молот Тора.
И тогда её Зигфрид будет доволен. Даже счастлив. И тогда, как знать...
На утро следующего дня американский журналист с племянницей добрались до Красной площади. Манфреду часто приходилось предъявлять свою карточку аккредитации и специальный пропуск. Документы проверяли неулыбчивые мужчины в форме, а когда и в штатском, внимательно сверяли личность «журналиста» с фото, вопросительно кивали на девочку.
– О, это моя племянница!
– жизнерадостно принимался объяснять Дик Франклин по-английски.
– Она мечтала попасть в СССР, на Красную площадь! В этот знаменательный день!