Дивная ночь на Ивана Купалу
Шрифт:
– Ой! – воскликнула Она, сталкиваясь с Павельевым носом к носу.
Девушка, которую Паша увидел перед собой так близко, была еще красивее институтской «королевы». То есть, это была, конечно, она же, но прежде Паша никогда не оказывался с ней совсем рядом. Да он и не посмел бы подойти к ней! С расстояния вытянутой руки черты ее лица – карие глаза, чистые, как слеза, белые зубы, открывшиеся в улыбке, чуть вздернутый носик – выглядели, как шедевр Творца.
– Здрасте, – пробормотал Паша, теряя свою шальную энергию, рассыпаясь в прах,
– Здрасте, – ответило «ее величество». Смущение прошло, ее глаза загорелись любопытством и весельем, быть может, заимствованным у него. Она на секунду опустила глаза, чтобы не промахнуться своей изумительной, открытой выше колена, белой, как слоновая кость, обутой в красную тапочку с помпоном ногой мимо ступеньки, шагнула и еще раз взглянула на Пашу. Он на сотую долю секунды раньше успел оторвать свой взгляд от ее ноги, чтобы встретиться еще раз с ней глазами. Молодой человек вытянулся в струнку, точно британский гвардеец, только вместо медвежьей шапки на его голове волосы встали дыбом от удивления и изумления. Так ему, во всяком случае, показалось.
К сожалению, он уловил в ее взгляде, впервые, наверное, за три года совместной учебы в стенах одного вуза, обращенном на это насекомое, Пашу Павельева, абсолютную уверенность в своих силах, принятие восхищения ею и робости пред ней как чего-то само собой разумеющегося. Она прошла мимо, как настоящая хозяйка.
– Здравствуй, Машенька, – приветствовала ее повариха.
– Здравствуйте, тетя Вера, – пропела она.
Что-то говорили и другие обедавшие, но Паша уже ничего не слышал. Он поднялся на палубу, как сомнабула добрел до своей каюты, закрылся в ней, до конца задернул занавеску на окне, рухнул на кровать. «Вот это засада!» – подумал.
Угораздило же его не сдать вовремя термодинамику! Плыл бы сейчас спокойно по Иртышу, комаров кормил. Здесь же его кровь выпьют всю без остатка, почище любого вампира, и даже не заметят. Одна только мысль, что Она здесь, на небольшом катере, все время находится рядом, и ни тебе братьев Царевых, шишкодержателей, ни прочей золотой молодежи, запросто может свести с ума. Он не успеет получить справку внештатника от «Волги широкой», как ему выдадут другую справку, ту самую, с которой в армию не заберут, зато с распростертыми объятиями примут в Ляхово (Горьковскую психбольницу).
Когда первая волна ужаса прошла, Паша стал размышлять, насколько далеко может зайти его безумие в сложившейся обстановке? Пожалуй, очень! Чего доброго, он размечтается в отсутствии всех этих фаворитов рядом с «царственной особой». Вот этого делать не следует! Сверчок должен быть мудрым, иначе…
Додумать Паша не успел, в дверь его каюты постучали. Он поднялся, уверенный, что пожаловал бугор, или Артем, с вестью, что пора от теории индицирования переходить к практике.
На пороге стояла… Она!
– Здрасте еще раз, – улыбнулась девушка, каким-то
– Нас? – переспросил Павел. – Я здесь один, если честно. Павел. Так что, можно на «ты».
– А я – Маша. А это тезка моя! – Она втянула голову в плечи и засмеялась. Паша, который и без того не мог прийти в себя, уставился на швабру в ее руке.
– «Машка», – пояснила она, – на речном жаргоне. Ты не поможешь мне ее намочить?
– Каким образом? – нахмурил брови Павел, шагая из каюты на палубу. Он надеялся, речь идет не о том, как тушат костер по-пионерски. Вслух этого не сказал.
– Опустить за борт. Я боюсь, как бы ее не вырвало у меня из рук. Однажды такое уже было.
– Попробую, – Паша перестал смущаться, заинтересовавшись технической стороной дела.
– Это все из-за него, – кивнула Мария на Дружка, оказавшегося тут же, на корме, рядом с каютой Павельева. – Дома оставить не с кем, отец согласился взять на катер. В гальюн ходить не приучишь, приходится за ним палубу мыть.
– Не царское это дело, – высказал свое мнение Павел. Оценив внимательнее внешность Марии, он догадался, что перед ним – капитанская дочка. «Спокойно, Маша, я – Дубровский».
– Не царское, – согласилась Мария, – а что делать?
– Ясно, что, – пожал плечами Паша. – Да вы не волнуйтесь, ваше королевское, я мигом!
«Машка», опущенная Пашей на веревке за борт, несколько раз подпрыгнула на волне, затем намокла и стала чертовски тяжелой. Но, предостереженный ее «тезкой», он был к этому готов, удержал, вытащил.
– Давай, – Мария хотела принять швабру из его рук.
– Да ладно, – не отдал Павел. – Где Дружок свою «картину» написал?
Когда с неприятным делом было покончено, Мария Верескова поблагодарила помощника, ушла и больше не появлялась. Зря Паша торчал на палубе, надеясь.
«А чего бы ты хотел?» – наконец, спросил он себя. Зайдя в каюту, он расковырял блок «Шипки», вышел на воздух, забрался на крышу надстройки по лесенке, уселся по-восточному лицом к корме, закурил, и принялся любоваться волжскими видами. Катер шел вниз по течению, в сторону Казани. Слева были вертикальные глиняные горы, поросшие наверху лесом, справа – просторы, заливные луга. Он принялся еще раз прокручивать в памяти только что пережитый эпизод.
До вечера ничего интересного не случилось. За ужином Паша почти не видел Марию, поскольку она сидела на одной линии с ним, через два человека. Одного, правда, можно было не считать, Артема, поскольку Павельев мог видеть поверх его головы, зато долговязый матрос Баранов представлял собой отличное препятствие для того чтобы Паша не подавился за ужином. После того как он не видел «королеву» несколько часов, вся былая робость перед ней вернулась на место. А если завтра поутру он проснется и узнает, что встреча с ней ему только приснилась, ничуть не удивится.