Длинные тени октября

Триана Кристофер

Глэдис размышляла обо всём, что произошло, о той тёмной, залитой кровью ночи, никогда не покидавшей её сознание. Это было началом конца. Она просто так устала от жестокости и религиозной мании Артура. Таким образом, она вернулась к тёмной магии, которой научилась у своей бабушки, к древним кельтским ритуалам, призванным причинить вред другому. У Артура даже были книги по этому поводу, на которые она могла ссылаться, и она использовала их, чтобы практиковать своего рода вуду против своего мужа. Это сработало, но не так, как она надеялась.

Когда она обнаружила,

что они борются в комнате Хэйзел, первое, что она заметила, было то, как Хэйзел впилась в глаза своему отцу. Несколько недель Глэдис выполняла ритуал с черепом, купленным в магазине медицинских товаров. Во время этого она вонзила ножи в глаза черепа, потому что хотела, чтобы слепота обрушилась на её мужа, иронически, потому что она всегда ненавидела его слепую веру. Она исполнила своё желание, но с его собственным поворотом, её дочь нанесла раны вместо некой неописуемой силы.

Она позаботилась о том, чтобы трупы Артура и мальчика были глубоко закопаны, и провела ещё один ритуал, чтобы гарантировать, что их никогда не найдут. Она полностью отдалась голодным духам земли и предложила им свою дочь, чтобы защитить её под щитом их чёрной магии. Итак, Хэйзел никогда не видела зала суда за то, что они сделали, но, оказавшись в сфере магии, она была привлечена к ней, и её ненасытная похоть сделала её идеальной ведьмой. Теперь всё зашло слишком далеко, намного дальше, чем предполагала Глэдис.

И становилось всё хуже.

Она держалась, ища утешения, которое ничто не могло дать.

* * *

Он не хотел больше там оставаться.

Поначалу Робби был рад, что его считают участником вечеринки, когда Джо и Дэнни впервые получили работу и пригласили девочек, но вечеринка определённо закончилась, и ему наскучила роскошь дома.

И его брат тоже был настоящим придурком. В одну минуту Джо пытался свести его с девушкой, а в следующую минуту он набросился на него не из-за чего. Робби ценил то, как он пытался взять его под своё крыло в отсутствие их отца, но когда Джо стал таким, он напомнил Робби их отца самым ужасным образом.

Единственная причина, по которой он всё ещё не ушёл, - это Гораций. Мама никогда не позволила бы ему держать собаку. Робби провёл б'oльшую часть своей жизни только с несколькими друзьями, такую же связь он чувствовал и с этой собакой. Рядом с ним в постели большой пёс вздохнул и положил голову Робби на грудь, глядя на него уставшими глазами. Они играли весь день и были измучены. Он положил руку на голову Горация, почесал его за ухом, и пёс издал рык удовольствия, когда его язык высунулся. Он обнял его и придвинул ближе, обнимая, чувствуя себя счастливее, чем когда-либо.

Гораций лизнул его лицо, и Робби смеялся, пока не услышал женский голос.

– Ты ему нравишься.

Он вздрогнул и сел, когда Гораций спрыгнул с кровати и побежал в темноту, откуда раздался голос.

– Кто это?
– спросил он. Он никого не видел, даже образов или теней.
– Кайла? Максин?

Мягкий

ветерок проникал в открытое окно, трепал занавески, и он слышал шелест листвы на улице, когда прохладный воздух касался его, как кончики пальцев. И хотя он её не видел, он чувствовал девушку, как будто они смотрели друг другу в глаза, как раньше.

– Хэйзел?
– спросил он.
– Ты ведь там, не так ли?

Сначала была только тьма, сомкнувшаяся на нём, как кулак. Затем из его глубин появилось белое лицо, парившее, как бестелесная луна. Робби облизнулся. Ночной ветерок превратил волосы Хэйзел в извивающееся животное, а её каштановые глаза казались темнее и больше. Её рот открылся, и её дыхание пахло сиренью и снами.

– Что ты здесь делаешь?
– спросил он.

Её лицо двинулось вперёд, увлекая за собой всё тело. Она была обнажённой, великолепной. Тело Робби напряглось, когда он посмотрел на неё. Она была кремово-бледной с идеальным телом молодой девушки - тонкой талией, маленькой грудью, застенчивыми плечами и тонким треугольником тёмных волос между бёдрами. Казалось, что он блестит, что-то влажное было внизу, влажное и голодное, ждёт, открывается.

– Робби, - прошептала она.
– Я хочу тебя.

Он не мог пошевелиться. Тревога и волнение склеили его с простыней. Как ни странно, он взглянул на Горация, словно ожидая ответов. Собака осталась позади Хэйзел, сидя в тени, из которой та вышла. Робби посмотрел на её приближающееся тело.

«Её грудь стала больше?»

В её лице тоже что-то изменилось. Оно выглядело более полным, как будто она была на десять лет старше. Когда он посмотрел вниз, её бёдра расширились, придавая ей форму песочных часов. Внезапно она стала намного менее невинной. От неё исходила женская сила, давая ей власть. Он объяснил её зрелый вид тусклым светом и собственной нервозностью, но всё же задавался вопросом, как она расцвела у него на глазах?

Она сжала груди руками. Они больше не были маленькими, а были полными и тяжёлыми, и когда они прижались к груди Робби, он чуть не задохнулся от их прикосновения. Её руки обвились вокруг его талии и притянули его к себе с желанием на грани голодной смерти.

– Ты хочешь отдаться мне?
– спросила она.

Он хотел, но, похоже, не мог подобрать слов.

– Скажи мне, - произнесла она.
– Я хочу заняться с тобой любовью, Робби. Но ты должен отдаться мне. Ты должен отдать мне свою девственность.

Он растерялся и подумал о том, чтобы возразить против того, что он девственник. Её знание оскорбляло его. Господи, как она узнала, что он девственник?

«Джо, вот как».

Конечно, это должно быть его дело. Прямо как с Линдой. Как ещё он мог объяснить, что эта красивая девушка была повсюду вокруг него? Это точно не было обычным явлением.

– Ты хочешь меня, не так ли?
– спросила она.

– Да, да, - пробормотал он.

Она залезла в его штаны и схватила его полутвёрдый член, пальцы скользили по нему, заставляя чувствовать себя бескостным и в холодном поту.