Длинный Нож из форта Кинли
Шрифт:
Может быть, уже вернулись в лагерь, пока он находится здесь, в Черных Холмах? Ему всегда доставляло огромную радость видеть, как военные отряды возвращались домой. Это событие обычно сопровождалось песнями, танцами, громким боем барабанов, ибо в лагерь въезжали победители, нагруженные добычей и увешанные скальпами. Конечно, так бывало не каждый раз. Случалось, что боевые тетоны возвращались ни с чем, даже везли с собой раненых или убитых, но это скорее было исключением из правил. Таким исключением стал неудачный поход военного отряда, в котором погибли старший брат Апы Ямини и родной дядя. В сердце юноши шевельнулась острая боль, когда он вспомнил об этой утрате. Брат был для него образцом для подражания. Он гордился им и любил безмерно. Теперь его нет, а Апа Ямини часто видит брата во сне, смеется и разговаривает с ним, словно они никогда не разлучались. Боль в груди юноши усилилась при мысли о том, что над его семьей тяготеет какое — то злое проклятие. В обширном типи, которое когда-то
Семейные утраты не могли не сказаться на внешнем облике Апы Ямини. Черты его молодого свежего лица приобрели твердость, в темных блестящих глазах затаилась грусть, между бровей пролегла заметная складка. «Чем сейчас занимается отец? — подумал юноша. — Наверное, отправился на охоту. Когда я уходил в Черные Холмы, запасы мяса подходили к концу».
Отец просил его быть мужественным и целеустремленным. Вложил ему в руки кисет с табаком, деревянную трубку, палочки для разжигания огня. Обнял его.
— Сынок, второй день поста будет самым трудным, — говорил он. — Переживешь его, и тебе станет легче.
— Я знаю, отец, — отвечал Апа Ямини. — Я выдержу испытание и вернусь домой с новым именем и с духом-покровителем.
И вот этот второй день поста наступил. Для весеннего времени жара стояла невероятная. С растущим чувством голода он справлялся успешно, но мучительная жажда была нестерпимой.
Апа Ямини, чтобы отвлечься, часто набивал трубку табаком и раскуривал ее от небольшого костра, который он устраивал с помощью палочек из жухлой сухой травы и раскрошенного бизоньего кизяка.
Делая глубокие затяжки, он медленно выпускал клубы белесого дыма, наблюдая, как едва заметные ветерки относили его прочь от уступа. Игривые козлята вновь и вновь привлекали внимание юноши. Но как только они приближались к воде, он отворачивался, боясь, что вид пьющих из ручья животных сгонит его с уступа вниз, к живительной влаге.
Во второй половине дня, где-то южнее того места, где он находился, Апа Ямини вдруг услышал ружейную стрельбу. Она разразилась внезапно в сонной дреме жаркого дня. Резвившиеся секундой раньше козлята сгрудились вокруг навострившей уши матери.
— Что это значит? — произнес юноша, приподнимаясь на ноги.
Стрельба усиливалась. Она доносилась из-за покрытой сосняком горы, и Апа Ямини не мог ничего разглядеть. Зато он услышал знакомые боевые кличи своего родного племени. Любопытство и желание разобраться в причинах стрельбы не позволили юноше оставаться на месте. Из оружия у него ничего не было, кроме острого длинного ножа, заткнутого за пояс, однако это обстоятельство не остановило его. Он спустился по тропинке к ручью, распугав при этом козье семейство, и легкой трусцой побежал к горе. Ему показалось, что стрельба ослабла. Он пошел шагом. Но вскоре отдельные выстрелы послышались буквально рядом, за той самой горой. Обойти гору было нельзя, и Апа Ямини полез наверх по ее заросшему соснами склону. Выстрелов больше не было слышно.
Достигнув круглой вершины, лишенной растительности, он увидел вдали у кромки небольшой рощи отряд Длинных Ножей. По разные стороны от него виднелись разрозненные группы убегающих индейцев. Внимание Апы Ямини привлек одинокий белый всадник, только что покинувший подножие холма и скакавший по направлению к отряду кавалеристов. Юноша догадался, что те последние громкие выстрелы произвел этот человек. За кем он гнался и в кого стрелял? Он ничего не мог разглядеть из-за плотной стены растущего на склоне подлеска. Снова любопытство погнало индейского юношу вперед.
Измученный голодом и жаждой, он все еще сохранял достаточно сил, чтобы удовлетворить это любопытство. Вдобавок к нему у Апы Ямини появилась уверенность, что удалявшийся всадник стрелял в соплеменника, может быть, даже ранил или убил его. И предчувствие не обмануло юношу. Спустившись по склону и оставив за своей спиной вековые сосны, он сразу же увидел лежавшего на пологом взгорке индейского вождя. Апа Ямини бросился к нему и перевернул на спину.
— Шунка Ска? — выдохнул он, узнав боевого вождя того самого военного отряда, о котором он вспоминал на горном уступе.
Вождь лежал в большой луже крови. Его тело было буквально изрешечено пулями. В правой руке был зажат револьвер белых людей. Юноша с трудом разжал пальцы мертвеца и засунул оружие себе за пояс. Он собирался отдать револьвер родственникам Белой Собаки, как того и требовал обычай тетонов. Апа Ямини тут понял, что у его испытания не может быть продолжения. Нужно было возвращаться в лагерь и рассказать о гибели вождя. Если потерпевшие поражение воины военного отряда не объявятся поблизости, то придется сделать это. Сидя на корточках перед павшим вождем и размышляя над этой проблемой, Апа Ямини неожиданно услышал слабый стон. Он резко поднялся на ноги, с опаской озираясь по сторонам. Стон повторился, и Апе Ямини показалось, что он раздался откуда-то снизу. Он медленно пошел вниз по склону, выхватив нож. Еще не дойдя до врытого в землю валуна, он заметил торчавший
Внимание Апы Ямини привлекли две сияющие крупинки чистого золота в амулете белого человека. Вооруженная рука юноши застыла в воздухе, затем опустилась.
Не веря своим глазам, Апа Ямини уставился на амулет. Это был амулет отца. Значит, перед ним лежал тот человек, который спас отца от виселицы в городке белых людей. Некоторое время Апа Ямини отрешенно смотрел на лицо сержанта, тяжело переводя дыхание. Очередной стон раненого заставил его сердце сжаться. Теперь он видел здесь друга своей семьи, друга, помогшего отцу избежать смерти. Апе Ямини бросилось в глаза, что сержант лежит в какой-то неестественной позе. Нога! Левая нога сержанта была странно вывернута. Ала Ямини ее осторожно выпрямил. При этом раненый скорчил гримасу и застонал, даже будучи в беспамятстве. Юноша прощупал ногу Он нашел место перелома там, где заканчивалось голенище сапога. Сняв сапог и закатав штанину, Апа Ямини увидел, что перелом был закрытым. Но сломанная кость грозила прорвать плоть. Необходимо было вправить ее. Юноша приступил к работе. Сев на землю, он зажал коленями ступню левой ноги сержанта, а двумя руками схватился под коленом этой ноги. Он сделал два уверенных рывка и почувствовал, как кость встала на место под протяжный стон раненого. Потом он осмотрел рану на голове сержанта. Пуля пропахала достаточно глубокую борозду на макушке, и если ее оставить без обработки, то, подумал Апа Ямини, сержанту придет конец. Первым делом он промыл рану водой из походной фляжки кавалериста. Затем, оторвав с его рубахи большой кусок материи, он крепко перевязал ему голову. Опустившись на землю рядом с прерывисто дышащим раненым, Апа Ямини отер со лба пот и несколько минут просидел в задумчивости Он сделал все, что мог, чтобы теплившаяся в белом жизнь не угасла совсем. Он оказал лишь первую помощь. Пулевая рана на голове сержанта требовала внимания опытного в целебных делах человека. В лагере Убийцы Пауни жили мудрые врачеватели. Но кто из них станет оказывать помощь Длинному Ножу? Нет, никто не пойдет на это. Вообще опасно даже говорить о том, что в Черных Холмах лежит раненый белый человек. Любой мстительный воин мог прикончить его. Ненависть тетонов к Длинным Ножам была такой яростной, что и отец со своим рассказом о честности этого кавалериста не сумеет предотвратить его гибель. Сержант был другом одной семьи, но для остальных он оставался врагом, тем более что шла самая настоящая война. Апа Ямини расскажет обо всем только отцу, и пусть он решает, как быть с его раненым другом. Юноша встал на ноги. Он решил найти укромное место, где можно было спрятать кавалериста и отправиться в лагерь, который находился в десяти милях отсюда. Внезапно он услышал отдаленный стук копыт. Его сердце всколыхнулось в груди, когда он увидел вдалеке приближавшуюся группу индейских всадников. Они ехали прямо туда, где стоял обескураженный Апа Ямини. Это была одна из групп военного отряда. Юноша завертел головой, лихорадочно обшаривая глазами близлежащую местность. В тридцати ярдах от себя он увидел небольшую нишу в обсыпавшемся глинистом склоне холма. Схватившись за куртку на плечах сержанта, он потащил его туда. Сержант был тяжелым, пот заливал юноше глаза, но он понимал, что опоздать нельзя. Он почти выбился из сил, когда затащил, наконец, тело сержанта в нишу. Его дыхание с хрипом вырывалось из горла, сердце билось так, что он едва мог захватывать ртом воздух. Апа Ямини на дрожащих от усталости ногах отошел в сторону и окинул взглядом место укрытия. Сразу ему стало ясно, что нишу следовало замаскировать. К счастью, повсюду топорщились клубки перекати-поля, и Апа Ямини заполнил ими отверстие ниши. Он снова посмотрел на укрытие и на этот раз остался доволен. Все выглядело так, как будто шары перекати-поля по воле ветра набились в нишу. Сорвав с земли большой куст полыни, Апа Ямини, пятясь назад, смел с земли оставленные следы до самого валуна. Убрать сапог и уничтожить лужицу крови на том месте, где лежал сержант, он уже не успел: воины были слишком близко.
Он отбросил полынь и просто стал поджидать их. По мере того как они приближались, он постепенно узнавал каждого. Вон тот, впереди, Расстегнутое Седло, младший вождь. Рядом с ним ехал его друг — Маленький Беглец. Да и все остальные ему были знакомы, только отдельных воинов он не знал по именам. Они остановили лошадей, не доехав до Апы Ямини нескольких ярдов.
— Что ты здесь делаешь, сын Хинакаги Нто? — спросил Расстегнутое Седло.
— Я постился там, за холмом, — ответил юноша. — Услышал выстрелы и прибежал сюда. — Он повернулся и указал рукой на труп вождя. — Здесь убили Шунку Ска.