Для тебя
Шрифт:
Я принялась стягивать свой свитер, чтобы остаться в майке, и ответила:
— Клянусь, что больше не стану извиняться.
Свитер закрыл мои уши, поэтому смех Салли прозвучал приглушённо.
А вот Алека я расслышала очень хорошо, потому что в этот момент уже сняла свитер.
— Что у тебя с рукой?
Я уронила руки, всё ещё держа свитер, и посмотрела на руку. Сине-фиолетовые следы от пальцев Морри выделялись ясно как день.
Чёрт, у меня всегда легко появлялись синяки.
— Вот дерьмо, — пробормотал Морри, не
— Что дерьмо? — спросил Алек, поворачиваясь к Морри, который выглядел виноватым, каковым и являлся.
— Алек, — позвала я.
— Колт, — сказал Салли.
— Что дерьмо? — повторил Алек, не слушая нас с Салли, выглядел он разозлённым.
Нет, он выглядел кровожадным.
Я видела его таким лишь однажды. Тогда я была почти без сознания, и его вид напугал меня до чёртиков. Сейчас я была полностью в сознании и боялась описаться от страха.
— Алек, не... — попыталась я.
Морри оторвал взгляд от моей руки и посмотрел на друга:
— Колт...
— Что дерьмо? — перебил его Алек, совершенно не обращая на меня внимания. — Это ты сделал?
Салли шагнул ближе к нему:
— Колт.
— Прошу тебя, успокойся. Это пустяки, — снова попыталась я.
Алек снова не послушал меня.
— Это след от твоей руки?
— Давай поговорим в кабинете, — предложил Морри.
— Из-за этого она переехала к Джесси и Джимбо? — спросил Алек.
О Господи.
Я никогда не жила в большом городе. Даже когда путешествовала, пытаясь отыскать путь обратно к себе, я выбирала маленькие городки. Я делала это потому, что там ты никогда не будешь безликим, не долго. Никогда не будешь одной из многих. Когда в маленьком городке что-то случается с одним жителем, это ощущает весь город. Даже если ты не знаешь кого-то, просто знаешь о них немного или что есть такие, ты всё равно ощущаешь, когда что-то случается. Посылаешь открытку. Улыбаешься, когда встречаешь их или кого-то, кому они не безразличны, той улыбкой, которая говорит больше, чем простое «привет». Люди присматривают друг за другом. Ты дружелюбен с людьми, даже с теми, которые могут тебе не нравиться, просто потому, что это правильно и ты, вероятнее всего, увидишь их снова, может быть, не на следующий день, но скоро. И их дети будут ходить в школу с твоими детьми. Или настанут времена, когда ты поймёшь, что тебе понадобится их доброта или им понадобится твоя.
Но иногда жить в маленьком городке ужасно.
Это как раз такой случай.
— И правда, парни, сейчас не время... — встряла в разговор Джесси, но с тем же успехом, что я и Салли.
— Твоим делом было беречь её, — сказал Алек Морри.
— Колт, поверь мне, мы оба не хотим об этом говорить, — ответил Морри.
— Джимбо не сможет её уберечь. Он понятия не имеет, что делать, — сказал Алек.
— Простите, — вставила Джесси.
Алек вперил в меня свой взгляд:
— Ты живёшь у Морри или живёшь у меня.
— Алек, — сказала
— Колт, мужик, ты знаешь, что так не положено. Ты руководишь расследованием, — напомнил ему Салли.
Алек упёрся, не отводя от меня глаз, он принял решение:
— Морри облажался, ты живёшь у меня.
— Я не буду жить у тебя.
— Ты не будешь жить у Джимбо и... — Он кивнул на мою руку. — ...ты не будешь жить у Морри.
— У нас она будет в порядке, — сказала Джесси.
— Она не может жить у тебя, мужик, тебя отстранят от дела, — сказал ему Салли.
Алек прикусил губу, потом повернулся к Морри:
— Объясни, почему ты поставил ей синяки.
— Как я уже сказал, пойдём в кабинет. — Теперь злиться начал Морри.
— Объясни, почему она стоит там с синяками после всего, через что прошла вчера, — настаивал уже разозлённый Алек.
— Чувак, я же сказал...
— Объясни, почему она пережила рукоприкладство того козла, только чтобы её грёбаный брат наставил ей синяков?
Бар, уже тревожно притихший — все прислушивались и не скрывали этого, — напряжённо замер.
Но не я. Я почувствовала кое-что другое. Совсем не приятное. Кое-что, от чего меня затошнило.
— Колт, не сравнивай меня с Питом, — напряжённым тоном предостерег Морри.
— Ты не объясняешь.
— Что здесь происходит? — раздался папин голос, и одновременно в моём заднем кармане зазвонил телефон.
Никто даже не заметил, как открылась дверь. Никто не заметил, как вошли мама с папой. Никто.
Папа переводил взгляд с Морри на Алека с выражением лица, обычным для случаев, когда ему приходилось вмешиваться в один из их споров или в один из моих споров с Морри.
Мама смотрела на меня.
Я не могла думать. Мне следовало сказать что-нибудь, разрядить ситуацию. Хотя бы поприветствовать маму с папой, которых я не видела с Рождества, а сейчас уже март. Но вместо этого я вытащила из заднего кармана телефон, открыла его и приложила к уху.
— Алло.
Я даже не услышала слов, потому что раздался такой визг, что едва ли можно было разобрать слова.
Но даже по телефону я ощущала ярость, страдание и обвинение.
— Помедленнее, — сказала я, — что?
— Зарублен! — завопил голос, который я рассеянно опознала, как голос Ли-Энн. Это слово опять поселило пустоту у меня в груди. — Зарублен!
— Что? — прошептала я.
— Когда я позвонила, у него дома был грёбаный домовладелец Он, блядь, взял трубку. Он, блядь, сказал мне, что его, блядь, зарубили грёбаным топором.
— Кого? — спросила я, хотя знала. Я знала. Я знала-знала-знала.
— Кого? — взвизгнула она. — Пита!
— О Боже мой, — прошептала я. Телефон начал выскальзывать из моей руки, но не упал. Алек оказался рядом, забрал у меня телефон и стал разговаривать по нему. Я слышала голос мамы, голос папы, голоса Морри, Джесси, Джо-Боба, Салли. Я чувствовала, как ко мне прикасаются.