Для тебя
Шрифт:
Нет, неправда. Если кто-нибудь подберётся к его жене и детям, Ал не станет пользоваться своим ружьём, он разорвёт их голыми руками.
— У них нет комнаты для тебя, Феб. Их дом забит.
Это правда, у них четверо детей, и Ал не работает химиком в «Лилли». Он работает в транспортной компании. Они входят в профсоюз, Алу хорошо платят, да и кофейня приносит хороший доход, потому что Мимс умеет печь. Её маффины способны вызвать оргазм, а её печенья и пирожные настолько хороши, что вы бы продали душу дьяволу, чтобы просто попробовать одну штучку. И всё-таки
— Колт много работает. Тебе не придётся спать на диване. Возможно, он отдаст тебе свою кровать.
Если Морри решил пошутить, то мне не смешно.
— Если его никогда нет дома, то какой смысл мне находиться там?
Я увидела, как изменилось лицо Морри, став упрямым, и поняла: сейчас на меня выльется та куча дерьма, которую я и сама прокручивала в уме всю бессонную ночь.
Я не ошиблась.
— Нам надо поговорить о Колте.
Я покачала головой.
Морри с грохотом поставил чашку, и я отпрыгнула на фут. Я опустила глаза и увидела, что чашка раскололась ровно посередине, а кофе растёкся по всей поверхности и перелился через край, образовав кофейный водопад.
Я посмотрела на брата:
— Ни хрена себе, Морри.
Он повернулся и, размахнувшись снизу, бросил ручку с оставшейся частью чашки в раковину с такой силой, что та снова разбилась. Осколки разлетелись по всей кухне.
На этот раз я не отпрыгнула, но сделала шаг назад.
— Морри...
Морри наклонился вперёд:
— Тебе придётся поговорить со мной, Фебрари, поговорить сейчас.
Я успокаивающе подняла руку, но Морри покачал головой.
— Ты расскажешь сейчас или расскажешь, когда приедут мама с папой. Выбирай. Но это слишком затянулось. Мы все позволили этому слишком затянуться. Надо было заставить тебя рассказать много лет назад, до того, как Пит...
— Прекрати! — закричала я.
Никто не говорил со мной о Пите. Никто. Ни Мимс, ни Джесси, ни мама с папой. Даже мой брат, которого я любила больше всех остальных, что значит чертовски сильно.
Я думала, что это сработает, как срабатывало много раз раньше. Все знали, что я не могу говорить о Пите.
Но сейчас не сработало. Морри двигался быстро. Прежде чем я поняла, он схватил меня за плечо и встряхнул. Встряхнул неконтролируемо и почти грубо, так что моя голова дёрнулась назад.
Я мелко и часто задышала. У Морри был папин характер, он мог взорваться, хотя ни один из них никогда не причинили вреда тому, кто этого не заслуживал. У меня был мамин темперамент, я тоже могла взорваться, но мы были женщинами и ранили не кулаками, а словами, и, к сожалению, наша ярость длилась дольше.
— Какого хрена тогда произошло? — Морри приблизил своё лицо к моему. — Почему всё стало плохо? Что заставило тебя поступить так, как ты поступила?
— Морри, отпусти меня.
— Ответь мне, Феб.
— Отпусти меня!
Морри ещё раз тряхнул меня, и моя голова снова дёрнулась.
—
— Мне больно! — заорала я.
— Мне следовало бы вбить в тебя немного ума! — заорал он в ответ.
Я издала звук, как будто меня сейчас стошнит, это вышло не специально и прозвучало противно. А потом я перестала дышать, не получались даже мелкие бесполезные вдохи — ничего, никакого кислорода.
Морри изменился в лице и отпустил меня, шагнув назад. Он выглядел побитым, это выражение жутко смотрелось на его лице — осознание того, что он сделал и сказал, обрушилось на него.
— Сестрёнка, — прошептал он, но я покачала головой.
Прямо сейчас он не мог снова стать любимым старшим братом. Не после такого. Не после такого. Никак.
— Я переезжаю к Джесси, — объявила я, отворачиваясь.
— Феб, не надо. Тебе нужна защита. Нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за тобой.
Я развернулась к нему:
— Пару часов назад, Морри, у тебя неплохо получалось.
Он вздрогнул, дёрнув головой от жестокости моего удара. Как я сказала, мой гнев выражался словами, и они были гораздо больнее, чем ощущения у меня в руке.
Я кивнула в сторону барной стойки, которая отделяла кухню от столовой. На ней, возможно облитый кофе, лежал список, который я составляла большую часть утра.
— Передай этот список Алеку, он его просил.
С этими словами я вышла. Я должна была сделать это. Я отправилась паковать вещи.
— А ты наглая, — сказала мне в ухо Ли-Энн, мать Пита.
— Ли-Энн...
— Я не дам тебе его номер, сучка.
— Это важно.
— Не настолько.
— Кое-кто умер.
Ли-Энн замолчала, и я подняла глаза на Мимс и Джесси, которые вместе со мной впихнулись в кабинет Мимс в задней части кофейни. Обе наблюдали за мной, обе выглядели злыми и встревоженными, обе знали, чего мне это стоило, и обе были готовы принять удар на себя.
— Её зовут Энджи. Вчера вечером нашлись улики, которые говорят о том, что её убили из-за того, что произошло между нами. Есть вероятность, что любой человек, который... — Господи, как это сказать? Ли-Энн была стервой, худшей свекровью в истории, но всё-таки хорошее воспитание не позволяло мне сказать это напрямую. — В общем, любой, кто со мной не ладил, может оказаться в опасности.
— Ты отрава, — злобно сказала Ли-Энн, — всегда была такой.
Я этого не понимала. Даже от Ли-Энн. Она была стервой, но она видела меня в больнице и знала, что её сын сделал со мной.
Она знала, что это не я избила Пита. Это не я вернулась домой той грёбаной ужасной ночью и распустила руки сильнее, чем раньше. Раньше Пит мог свалить всё на то, что слишком много выпил, или на наши, как он называл, «страстные, но взрывоопасные отношения» (я считала, что в них было мало первого и слишком много второго). Это не я пыталась его изнасиловать. Это не ему пришлось отбиваться, одурев от страха, и проиграть.