Дмитрий Донской
Шрифт:
Распустив полки, князья разъехались по своим «отчинам и дединам». Настало время размышлений. Московские политики отчетливо осознали, что возникший почти случайно московско-суздальский союз имеет далекие перспективы. Под властью двух Дмитриев — один из которых занимает трон великого князя Владимирского — оказывалась огромная территория от Можайска и Волоколамска до Нижнего Новгорода и Унжи. И по площади, и по численности населения владения «дуумвирата» превосходили любое русское княжество. При благоприятных обстоятельствах этот огромный массив мог стать своего рода территориальным ядром единой Руси…
Любимой темой средневековых династических интриг были матримониальные проекты. По некоторым сведениям, еще преподобный Сергий Радонежский в бытность свою в Суздале повел речь о женитьбе Дмитрия Московского
Брак в Коломне
За размышлениями двинулось и дело. Переговоры о свадьбе и о приданом в таких случаях затягивались на несколько месяцев. Этим и занимались московские и суздальские бояре во второй половине 1365 года. Когда всё было слажено и договорено, назвали день и место свадьбы — Коломна, 18 января 1366 года.
Обычно богатую свадьбу играли дважды: в доме жениха и в доме невесты. Но ездить из Москвы в Нижний Новгород и обратно в условиях чумной угрозы и разбойных наклонностей местных князей молодожены не хотели. К тому же тесть и зять еще недавно были непримиримыми врагами. И пировать в доме вчерашнего врага под хмурые взгляды бояр и злобный шепот челяди ни тот ни другой не считал безопасным. По всем этим, а может быть, и многим другим причинам свадьбу играли в Коломне — втором по значению городе Московского княжества, традиционном уделе старшего наследника правящего князя. Отсюда по замерзшему руслу Оки можно было сравнительно быстро добраться до Нижнего Новгорода, а по льду Москвы-реки — до столицы.
Итак, свадьба состоялась в воскресенье, 18 января 1366 года. При выборе даты не обошлось и без практических соображений. В частности, известно, что в это время года обычно стоят лютые «афанасьевские морозы» (162, 86). Январские холода — время, когда прекращаются или затихают эпидемии.
Невесту 15-летнего великого князя Дмитрия Ивановича звали Овдотья, то есть Евдокия, что по-гречески означает «благоволение». Забегая вперед можно сказать, что Евдокия стала для Дмитрия хорошей женой. Она не только родила мужу 12 детей (восемь сыновей и четыре дочери), но и заботилась об увековечении его памяти (320, 44). Властная и влиятельная великая княгиня в правление ее сына Василия Дмитриевича участвовала в борьбе придворных партий. Пережив мужа на 18 лет, она скончалась 7 июля 1407 года. Память о княгине Евдокии хранил основанный ею женский Вознесенский монастырь в Московском Кремле.
Спустя шесть веков антропологи восстановили внешний облик княгини по сохранившемуся в ее гробнице черепу. Реконструкция, естественно, представляет княгиню уже в старости. Но острые и довольно мелкие черты лица, поджатые тонкие губы, славянское очертание головы — всё это создает запоминающийся и, вероятно, близкий к оригиналу образ.
Итак, длившееся шесть лет московско-суздальское противостояние завершилось как в сказке — пиром и свадьбой. Москвичи на этом хмельном пиру имели гораздо больше оснований для торжества, чем суздальцы. Тяжелейший за всю историю Москвы со времен Даниила период остался позади. Сплотившись вокруг своего князя-отрока, знать сохранила за ним московский трон и титул великого князя Владимирского. В сущности, при этом бояре отстаивали и свои собственные интересы: в случае смены правящей династии московскую элиту ожидали большие неприятности. Угроза была вполне реальной: вся семья потомков Калиты к январю 1366 года состояла из двух отроков — Дмитрия Московского и Владимира Серпуховского…
Теория тихой экспансии
Приятно еще раз представить себе разгульную княжескую свадьбу. Мороз и солнце, оглушительный звон колоколов, несущиеся куда-то разукрашенные лентами тройки, веселый хмельной дурман, заваленные снедью и напитками столы перед крыльцом княжеского дворца, ряженые и скоморохи, качели и карусели, толпы любителей всяческой дармовщины…
Но вот ушли обратно в сундуки заветные серебряные чаши, исполнили свой сладостный долг молодожены, протрезвели хмельные головы, разбрелись по своим темным норам скоморохи и калеки. Настало время подумать о том, как жить дальше…
В этой шестилетней борьбе с суздальско-нижегородским семейством Москва отстояла свое достояние — землю, великокняжескую власть, авторитет. Теперь необходимо было выстроить отношения с побежденным (но не уничтоженным и всё еще сильным) противником по той схеме, которая позволяла бы достаточно долго и прочно сохранять плоды этой победы. И здесь, как обычно, первое слово предоставляли «мудрой старине», опыту отцов и дедов…
В княжеских отношениях удельного периода четко прослеживается одна и та же многократно повторявшаяся ситуация. Вот ее основные черты. Неким княжеством владеют братья, каждый из которых держит полученный по завещанию отца удел. Старший из них занимает положение «в отца место», то есть играет роль умершего отца. Его главенствующее положение в семействе венчает титул — «великий князь Московский», «великий князь Тверской», «великий князь Суздальский», «великий князь Рязанский». Но источником всякой верховной власти на Руси является «вольный царь». По ханскому указу только один из этих региональных «великих князей», самый сильный и богатый, получает золотой владимирский венец, прибавляет к своим родовым владениям обширные территории великого княжества Владимирского и становится «в место отца» всем Рюриковичам Великороссии. Его признаёт своим князем Великий Новгород. Он председательствует на княжеских съездах и организует военно-политические акции общерусского масштаба.
Региональные «великие князья» враждуют между собой, шлют друг на друга жалобы в Орду и страстно мечтают занять место своего «отца» — великого князя Владимирского. Однако при этом они воздерживаются от прямой военной конфронтации друг с другом. Большое кровопролитие с непредсказуемым результатом пугает самих князей и тревожит Орду. Политика хана состоит в том, чтобы поддерживать на Руси состояние шаткого равновесия сил, позволяющее вовремя и без недоимок получать ежегодную дань.
В этой ситуации на первый план в княжеской политике выходит тихая экспансия: постепенное расширение территории и сферы влияния за счет династических союзов, покупки сел и волостей, приобретения ярлыков (временных прав управления) на владения несостоятельных должников. Гением такого рода политики был Иван Калита. Первым учеником великого учителя стал московский боярин Елевферий Федорович, более известный как митрополит Алексей…
Возведя на нижегородский стол Дмитрия Суздальского, но при этом сохранив на положении удельного князя его главного соперника Бориса Городецкого, митрополит Алексей, по существу, поставил эту огромную территорию под свой политический контроль. Упразднением суздальской кафедры и включением этих областей в состав митрополичьей епархии Алексей обеспечил и церковно-иерархический надзор за этим регионом. В итоге он не только решил текущую задачу (возвращение Дмитрию Московскому великого княжения Владимирского), но и перебросил мост в будущее — к слиянию собственно Московского княжества с великим княжеством Владимирским и созданию территориального ядра Московского государства.
Союз Дмитрия Московского и Дмитрия Суздальского создавал мощный «дуумвират», способный выдержать противостояние с ослабевшей Ордой. В Северо-Восточной Руси союз не имел серьезных соперников. И даже Великий Новгород должен был склониться перед его могуществом.
Однако всё это могло стать реальностью лишь при условии полного единодушия и тесного сотрудничества двух суверенов. Многие вспоминали в этой связи успешный «дуумвират» западнорусских князей XIII века Даниила Галицкого и его брата Василька. Но там объединились два родных брата. Здесь же картина была иной. Московский зять не мог быть безусловным авторитетом для суздальского тестя уже по одному возрастному различию. Точная дата рождения Дмитрия Суздальского неизвестна, но по косвенным сведениям это произошло в 1323 или 1324 году (358, 408). Стало быть, в 1365 году (когда Дмитрию Московскому исполнилось 15 лет) ему было уже за сорок. В такой ситуации либо Дмитрий Суздальский должен был стать первым в «дуумвирате» (чего не могли допустить московские бояре и к чему никак не подходил сам суздальский правитель), либо роль лидера должен был сыграть кто-то третий, выступающий от имени Дмитрия Московского. В реальности эту роль мог сыграть только митрополит Алексей. И он взял на себя это тяжкое бремя.