Днепр
Шрифт:
Невиданная страшная птица, о каких только в сказках слышал дед, совсем низко пролетела над хатой, над садом и уже покачивала широкими крыльями над водой.
Старик с ужасом смотрел на самолет.
Покружив над лиманом, аэроплан набрал высоту и пошел на восток, поблескивая своим стальным телом на солнце.
Омелько вернулся в хату, растерянно развел руками и взглянул на Ивгу.
— Надо же такому случиться… — сказал он озабоченно и стал собираться на хутор. Дед поправил в головах больной подушку, придвинул ближе к постели кружку
Ивга лежала все так же, разметав руки, не приходя в сознание. Дед присел на скамью, чтобы надеть лапти. Вдруг со двора долетел топот конских копыт. Старик подошел к окну, но в тот же миг отшатнулся и бросился к двери. На пороге он столкнулся с несколькими военными; черноволосые, смуглые, в незнакомой форме, они стояли, оглядывая хату. Один из них, с виду украинец, сердито спросил:
— Ты кто будешь?
— Рыбак я, — отозвался дед, поняв наконец, кто его гости.
— А это кто у тебя? — спросил вошедший, показывая нагайкой на Ивгу.
— Внучка… тиф у нее, — пояснил дед.
Услышав слово «тиф», солдаты попятились из хаты. Остался только старший. Он подошел ближе к постели и, пытливо глядя на деда, бросил:
— Красные давно были?
— Всякие были, кто их разберет.
Военный нахмурился, вышел из хаты и пальцем поманил деда за собой.
В груди у Омелька защемило. Он вышел во двор. Там, у забора, переговаривались на непонятном языке солдаты.
— Через болота на Лоцманский хутор дорога есть? — , ласково спросил военный.
«Вон чего хочет!» — мелькнула догадка. Пожимая плечами, дед сказал:
— Лет двадцать назад была, а теперь пропала. А вы кто такие будете?
— Атаман Микола Кашпур. Слыхал?
— Как же, слыхал, слыхал… — со вздохом твердил дед. — И отца вашего собственными глазами не раз видел, Данилу Петровича. Как же… А те вон? — и дед ткнул пальцем в сторону солдат.
— Французы, американцы, англичане нам на подмогу пришли, раздавим вашу совдепию… — Кашпур рассек воздух нагайкой, подошел к деду и, прищурясь, спросил: — Так, говоришь, нет дороги через болота?
— Нет, пане атаман, нету.
— А коли мы тебе всыпем двадцать пять горячих, найдется дорога?
Дед молчал, склонив голову на грудь.
— Найдется, спрашиваю тебя? — закричал атаман. — Чего молчишь? Язык отнялся?!
— Не знаю я такой дороги, — тихо ответил Омелько.
— А, не знаешь? Так узнаешь! — уверенно проговорил Кашпур и, замахнувшись, полоснул деда нагайкой.
Старик согнулся под ударом. Через все лицо пролегла синяя черта.
— Ты у меня заговоришь! — сказал Кашпур.
Старику связали руки. Солдаты вскочили на коней. Атаман прикрепил конец веревки к стремени. Дед Омелько шел по обочине, меся босыми ногами разъезженную землю.
Он было думал просить, умолять, но понял, что не поможет, все равно не смилуются. Лицо его пылало. Идти было трудно. Конь атамана трусил мелкой рысцой. Старик часто дышал широко раскрытым ртом. Сердце колотилось, в ушах звенело, в
«Куда это они меня волокут?» — пытался догадаться Омелько.
Всадники свернули с дороги в степь и погнали коней по свежепротоптанной тропке. Днепр и хутор остались далеко позади. Впереди колыхалось сизое марево. Пересохшая прошлогодняя трава шелестела под ногами. Ветер шевелил бороду деда, залезал под расстегнутую ру- баху.
Атаман ехал молча. Солдаты, осторожно озираясь по сторонам, тихо завели какую-то песню. Несколько раз старый рыбак падал, но его поднимали и заставляли идти вперед. Дед покорялся, но едва волочил ноги.
— Лучше пристрели, — умолял он Кашпура, — нет сил больше…
— Ничего, пойдешь, — усмехался Кашпур. — Ты у меня еще заговоришь. Я не тороплюсь.
Дед Омелько замолк. Его одолевали тяжелые думы. Голубое бескрайнее небо простерлось над степью. Солдаты пели монотонную грустную песню. Испуганные птицы срывались из-под конских копыт.
«Что же это будет?.. — думал Омелько. — Меня замучат, девушка пропадет. Кабы Марко знал! А может, и лучше, что он раньше уехал. Беда, если бы он встретился с ними».
Конь атамана пошел медленнее. Перед полуднем отряд прибыл в Хорлы. Еще издалека забелели хаты, а за ними солнечными искрами заиграл плёс Днепра.
Омелька повели на пристань. Посредине реки стоял на якоре высокий, закованный в броню корабль, выставив во все стороны жерла орудий. Рук деду не развязали. Двое солдат в куцых пиджачках с погонами, в круглых шапочках без козырьков, держа карабины наизготовку, повели старика на корабль, втолкнули в трюм и заперли. Обессиленный, он опустился на пол и припал щекой к железному простенку. Ему показалось, что в углу кто-то шевелится. Он заморгал глазами, Пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
В этот миг раздался пронзительный гудок. Пароход задрожал. Где-то поблизости ритмично заработали насосы и послышался плеск воды. Греческий двухтрубный речной крейсер «София» тихо отчалил от пристани.
Микола Кашпур стоял На мостике рядом с капитаном. Одутловатый низенький капитан Ставраки спокойно скомандовал:
— Полный вперед!
Микола Кашпур налег грудью на поручни. Хорлы оставались позади. Далеко за ними, над парком, высился дворец барона Фальцфейна.
— Проклятый край! — сказал капитан Ставраки, вытирая цветастым платком потный лоб. — Проклятые люди!
Кашпур процедил сквозь зубы:
— Мужики наши упрямы, господин Ставраки.
Тот, соглашаясь, кивнул.
В один из ноябрьских дней 1918 года на голландской границе остановился автомобиль. Шофер умело затормозил на полном ходу, песок зашипел под колесами.
Навстречу пограничному голландскому офицеру из машины вышел человек в черном плаще и в островерхой каске. Онемев от удивления, офицер вытянулся и отдал честь.
— Ваше величество!.. — только и удалось вымолвить ему.