Днепр
Шрифт:
Кайзер Вильгельм отстегнул шпагу и подал ее офицеру.
— В Германии нет больше императора, — сказал он.
Вильгельм вошел в машину, и через минуту автомобиль исчез в дорожной пыли.
На шоссе остался растерянный офицер с императорской шпагой в руке.
Через неделю командующий немецкими оккупационными войсками на Украине генерал Кронгауз получил точные инструкции от бывшего императорского посла Мумма.
— Кайзера больше нет, — сказал Мумм, — чернь бунтует, солдаты необходимы в Германии. Нам предложено соответственно изменить форму правления и здесь, на Украине.
Мумм нервничал
Генерал Кронгауз вздохнул. Ему осточертели перемены, договоры, дипломатия. Он считал, что надо просто перевешать половину жителей этого края и показать им, на что способна кайзеровская армия. Впрочем, кайзера уже не было и, следовательно, армия также перестала быть кайзеровской.
Как будто угадав мысли генерала, Мумм сказал:
— Надо изменить форму оккупации. Суть остается та же. Но необходим контакт с союзниками, — добавил он.
Генерал Кронгауз, выполняя поручение Мумма, предложил Скоропадскому подписать текст отречения.
Пока гетман подписывал украинский, русский и немецкий тексты, солдаты уже развешивали на стенах и заборах свежеотпечатанные универсалы [5] :
«Всем, всем, всем…
Бог не дал мне сил справиться с трудностями. Ныне в связи со сложными условиями, руководясь исключительно благом Украины, я от власти отрекаюсь.
Гетман П. Скоропадский».
Гетман отрекся. Власть перешла в руки директории. Суть осталась прежней:
5
Универсал — правительственное распоряжение.
— Спешно отгружайте как можно больше руды, хлеба, скота.
— Не церемоньтесь с населением.
— Уничтожайте за собою железные дороги, мосты…
Из Берлина летели шифрованные телеграммы. Мумм безупречно выполнял указания. Он нажимал на генерала. Особенно нажимать, собственно, не приходилось.
Эшелоны зерна, скота, руды, миллионные ценности уходили по железным дорогам.
Население, то есть крестьян и рабочих, пытали и расстреливали сотнями.
Взрывали мосты и рельсы.
Но в воздухе повеяло грозой. Она надвигалась с востока и юга. Ни красноречивые петлюровские универсалы, ни десанты союзных войск, ни собственные штыки и пушки — ничто не приносило уверенности в победе.
Жестоко, варварски расправляясь с беззащитными селами и городами, свертывалась армия оккупантов.
В Одессе и Херсоне зашевелились французы, англичане, американцы, греки, они ждали, когда немцы уйдут.
Генерал д’Ансельм, сидя в каюте дредноута, читал телеграфные сообщения и потирал руки. Генерал Ланшон в Херсоне уверенно смотрел в будущее.
Британский консул Вильям Притт насвистывал «Тицерери».
А Симон Петлюра торопился подписывать секретные соглашения со всеми — с румынами, французами, англичанами и поляками, послал своих людей к американскому консулу в Яссы. Оттуда пришла утешительная весть: американцы могут дать кредит на оружие. Петлюра у всех просил протектората, всем щедро дарил леса, земли, реки, шахты, заводы. Трижды продал Днепр.
Клемансо писал из Парижа д’Ансельму:
«Президент США Вильсон проявляет интерес к Петлюре. Есть данные, что
Имейте в виду, что капиталы, вложенные нами в хозяйство Малороссии, огромны. Екатерининские, Южно-русские, Днепровские, Донские шахты по существу наши: в них 97 % французского капитала».
И генералы д’Ансельм и Ланшон имели это в виду. Вильям Притт имел в виду заводы Эльворти в Елисавет-граде, Гельферих-Саде в Харькове и бакинскую нефть, кратчайший путь к которой лежал через Украину.
Возведенный с помощью авантюры в маршалы, Пилсудский мечтал о Польше «от моря до моря». Румыны поживились Бессарабией и Буковиной.
И все же не было силы, которая могла бы заставить народ покориться. По всей Украине поднимались труженики на борьбу за правду и свободу.
Знали люди, что Ленин заботится о свободе Украины. Ильич пришлет русские войска, он прилагает все силы, чтобы помочь Украине освободиться от ярма оккупации.
С верховьев до устья Днепра, по Правобережью и Левобережью, от города к городу, от села к селу крылатые ветры великой ленинской правды овевали людей, живили сердца надеждой.
В партизанских лагерях, по лесам бойцы готовились к великому сражению. В заводских цехах Харькова и Екатеринослава, Мариуполя и Луганска, в шахтах Донбасса строились колонны боевых отрядов.
Партизаны в Лоцманской Каменке собрались на митинг. Прибыл представитель Екатеринославского губкома. Он привез немало утешительных вестей. Это была вторая встреча Ничипора Гремича с Кременем. В первый раз встречались они совсем в другие времена… Далекая это была пора… Но не тогда ли нашли они общий язык, не тогда ли Гремич своими простыми и удивительно правдивыми словами помог Кременю найти ответ на волнующие вопросы? Не Гремич ли рассказал ему на этапе и после, на каторжных работах, о жизни рабочих, о Екатеринославе, о людях твердой воли и ясной цели? Когда судьба развела их, Гремич на прощание сказал: «Увидимся, Кремень, обязательно встретимся. И это будет наше время»! В ту пору это была мечта. И вот она стала действительностью. И теперь, сидя рядом с Гремичем, Кремень снова думал о том, какой силы, какой закалки люди, отдающие себя и жизнь свою на служение народу. Теперь уже и он сам не тот, что был. И Гремич хорошо видел это. Когда губком решал, кого послать для связи с партизанской дивизией, Гремич, узнав, что командует ею Кремень, сам вызвался поехать туда.
Не без трудностей добрался он до Лоцманской Каменки.
— Вот и встретились, — бросил он изумленному Кременю, крепко обнимая его.
— Исполнились твои слова, Ничипор, — ответил взволнованный Кремень.
— Не мои, дружище, не мои — слова нашей партии, Ленина, в них великая правда жизни.
На заседании штаба Гремич подробно рассказал о положении на Украине и на всех фронтах.
— Мы перед решающими событиями, — спокойно говорил он, потирая крепкие руки, и на смуглом лине его светилась радость, — мы, товарищи, на пороге того времени, когда весь трудящийся мир станет смотреть на нас с надеждой. Это нам всем надо учесть, товарищи. Ни гетман, ни Петлюра, ни немцы, ни французы с американцами не одолеют нас. Это факт! Все, кто хочет свободы для Украины, придут нам на помощь.