Днепр
Шрифт:
— Вот что, братцы, — заговорил комендант, пряча руки за спину и пытливо вглядываясь в серые, стоящие перед ним фигуры. — Именем директории Украинской Народной Республики объявляю вам, что все вы подлежите, согласно универсалу, мобилизации. Все собранные здесь! — Он взмахнул рукой и описал ею круг. — Сегодня вам выдадут форму и направят в курень. А кто надумает бежать, того… — комендант выразительно дотронулся рукой до деревянной кобуры маузера, которая, казалось, приросла к его бедру. — Микеша! — позвал комендант.
Со
Комендант молча кивнул ему. Человечек торопливо раскрыл папку и, облизывая тонкие синеватые губы, стал читать:,
— «Согласно универсалу Директории, граждане фронтовики мобилизуются в армию Директории и вооружаются с целью…»
Затем были прочитаны фамилии мобилизованных. Кажан услышал и свою фамилию. В ту же секунду комендант впился взглядом в толпу фронтовиков. И тут Кирило узнал его. Перед ним было слегка исхудалое, но все же знакомое лицо Антона Беркуна. Кирило чуть не вскрикнул. Антон точно искал кого-то глазами, и Кирило сразу догадался, что искал он его.
Кирило Кажан, попав из плена на родину, не мог сразу как следует разобраться в том, что творилось вокруг. Но уже в первые часы пребывания в родных местах он почувствовал, где скрыто зерно правды и на какой почве оно взойдет.
Недаром он старательно обходил города и станции, о которых узнавал, что они взяты петлюровцами. Он рвался к Днепру, лелея надежду, что по реке скорее доберется до дому. В дороге, на коротких остановках, он больше прислушивался к разговорам, больше спрашивал, чем рассказывал. Так, постепенно, шаг за шагом, погружался он в новую жизнь. Но счастье изменило ему.
Теперь, попав в неожиданную беду и меньше всего желая воевать за директорию, Кирило решил было воспользоваться встречей с Беркуном. Но тут же вспомнил происшествие, свидетелем которого он был на фронте. Однажды утром, когда в окопах устроили обыск, охотясь за нелегальными большевистскими газетами, Кирило, лежа в окопе, слышал, как Антон Беркун рассказывал офицеру, что газеты спрятаны у Высокоса, который откуда-то их приносит. Через несколько минут Марка арестовали, а полк погнали в атаку. В этот же день Кирила взяли в плен. Вспомнив это, Кажан сообразил, что Марка Высокоса среди этих синежупанников никак быть не может.
Между тем список был прочитан. Комендант подошел ближе к мобилизованным и скомандовал:
— По два стройсь!
Люди построились в две шеренги, со страхом поглядывая на коменданта.
Со ступенек сошел офицер. До сих пор он стоял незаметно у входа в комендатуру. Офицер наклонился и зашептал что-то на ухо Беркуну.
Мимо колонны мобилизованных тянулись длинной вереницей подводы, доверху нагруженные мешками. На берегу шла разгрузка. Грузчики бегом таскали мешки по трапу на пароход.
Выстроив
— Кто тут Кажан? Два шага вперед!
Кирило, стоявший во второй шеренге, обдумывал в эту минуту, стоит ли ему обращаться с просьбой к Беркуну. Не придя ни к какому решению, он вышел из строя.
Приблизившись, Беркун всматривался в вытянувшееся, обросшее бородою лицо, потом, скользнув взглядом по всей фигуре Кажана и задержавшись на больших австрийских ботинках, тихо спросил:
— Узнал меня?
— Как не узнать? — смутился Кажан, не зная, как ему дальше вести себя с Антоном.
— Встретились, — сказал Антон, и что-то похожее на усмешку промелькнуло на его губах.
Старый Кажан сразу понял, что Беркун не очень-то обрадован этой встречей.
— Рассказывай, — почти скомандовал Антон.
— Что сказать? В плену был, а теперь домой надо, в Дубовку… Дочка ведь там у меня… — Кажан запнулся, и замолкал, не зная, как ему обращаться к Беркуну — на «ты» или на «вы».
Антон отвернулся и пошел назад к крыльцу, а Кирило все еще стоял на месте, растерянно оглядываясь.
Вечером Кажана вызвали в комендатуру. В комнате, куда его привели, сидел Антон Беркун. Дубовик перешагнул порог и нерешительно остановился.
— Подойди ближе! — сказал Антон и показал рукою на стул: — Садись!
Кирило кряхтя опустился на стул и, положив, на колени большие узловатые руки, приготовился слушать. Антон, листая на столе бумаги, украдкой поглядывал на него, видимо ожидая, что тот заговорит первым. Кирило молчал.
На столе зазвонил телефон. Беркун, недовольно закусив верхнюю губу, взял трубку.
— Слушаю. Да, говорит сотник Беркун. Да, да, хорошо… — Повесил трубку и сказал: — Так что сегодня на фронт отправляем вас…
Кажан завозился на стуле.
— А я было хотел просить тебя, Антон, — начал он робко.
— Проси, проси, — милостиво отозвался Беркун, — старым приятелям никогда не отказываю.
— Стар я уже воевать и так все силы порастряс на фронте. Ты бы меня отпустил. В Дубовку пойду. Мне туда непременно надо. Дочка там.
Беркун с минуту молчал, устремив глаза в угол комнаты.
Кажан тревожно перебирал пальцами на коленях.
Антон, будто проснувшись, сказал:
— В Дубовку хочешь?.. И мне бы туда не вредно. Родителей повидать! Только зря ты туда рвешься: нету Дубовки. Всю, говорят, большевики сожгли. Да и дочки Твоей там нет.
— Бога побойся! — вскрикнул Кажан. — Что ты говоришь? Да может ли такое быть?
— Может. Теперь все может быть, — убежденно проговорил Беркун. — Время такое, Кажан. Воюем мы за мать Украину, и ведет нас сам Петлюра…