Дневник (1887-1910)
Шрифт:
Какой-то господин, участник похоронной процессии, обратился с вопросом к соседу:
– Вы не скажете, кто покойник?
– Точно не знаю. Думаю, что как раз тот, что едет в передней карете.
Использовать где-нибудь остроту Демерсона, который после пятидневной самовольной отлучки, чуть было не объявленный дезертиром, толкнул меня ночью в бок и осведомился: "Кто-нибудь заметил мое отсутствие?"
Д'Эспарбес:
– Я-то человек сильный! У меня-то вон какие мускулы! Я-то человек грубый! Я-то не интеллигент какой-нибудь!
– А что поделывает Луи де Робер?
Докуа:
– С тех пор как он старается не подражать вам, ровно ничего хорошего он не написал. В ожидании лучших дней он сервирует десяток новелл и хочет выпустить их отдельной книгой под названием "Нежный".
14 октября. Зачем говорить: у него есть талант, у него нет таланта? Что бы ни говорили, доказательств все равно не существует.
Но как все сразу находят общий язык и как все воодушевляются, когда, вместо того чтобы говорить об искусстве, начинают говорить о доходах, которые оно приносит.
Кто-то рассказывает, что Золя зарабатывает четыреста тысяч франков в год, и что одна газета предложила ему десять тысяч франков за статью раз в неделю, и что Доде, вероятно, взбешен, и что Вандерем, вышколенный Капюсом, теперь уже может зарабатывать сколько захочет. Вот это ясно и увлекательно!
15 октября. "Рыжик" - драматические диалоги.
Первый акт: Рыжик уходит.
Эжени:
– Но я так счастлива. Скажи, Рыжик, ты молился?
Рыжик:
– Нет.
Эжени:
– А я молилась. Я обедала и т. д. И я счастлива.
Рыжик:
– А что для тебя важнее - молиться или обедать?
Действие первого акта происходит во дворе. На лестнице появляется мадам Лепик:
– Что это за разговоры?
– Мама, Рыжик хочет уйти.
– Пусть убирается!
Родители уходят. Рыжик говорит: "Ну и черт с ними! Наконец-то я свободен. Ухожу! Ухожу!"
Второй акт.
Рыжик, хмельной от счастья, встречает мальчишек.
– Я свободен! Свободен!
Мальчишки собираются идти за ним.
– Нет, не надо! Не ходите за мной! Вы ведь не свободны.
Встречает крестьянина, тот хочет отвести его обратно к матери, встречает нищего, который отказывается поделиться с ним краюхой хлеба, встречает собаку, которая хочет его укусить. Встречает отца.
– Уж лучше собака.
Господин Лепик:
– Не видали вы, дядюшка, моего сына?
Крестьянин:
– Вашего сына, господин Лепик? Вы его, значит, потеряли? Да он где-нибудь здесь гуляет.
26 октября. Составить сборник новелл, чтобы каждая последующая была короче предыдущей, и назвать его "Воронка".
27 октября. Какой нужно иметь талант, чтобы писать в газетах!
3 ноября. Эти кусочки льда, которые наши отцы именовали "сладострастной живописью".
– Но все-таки, все-таки...
– Да, да, все-таки.
4 ноября. Гонкур жалуется на нынешние времена.
–
Мы прощаемся, и, так как нам обоим надо идти в одном направлении, мы идем каждый по своей стороне тротуара, и, боясь, что мы все-таки еще раз встретимся, я жду, чтобы пропустить мэтра вперед, а ходит он не быстро. В наши дни старые и молодые разделены мрамором.
7 ноября. Ее скорбь уже вызывала во мне жалость, но она вдруг вскинула руки и закричала:
– Я проклята!
И снова я стал холоден.
* Мозг должен быть чистым, как воздух в холодный зимний день.
8 ноября. Судьба, нельзя ли без резкостей? Бери меня добром. Меня можно исправить даже самыми мягкими мерами. Я способен понимать твои полуупреки с полуслова. Не надо злиться, брось. Прибереги свои лучшие удары для тех, у кого голова покрепче моей.
11 ноября. Тайад бросал свои увядшие шуточки о семье Доде, о Сарсе, о русских и, ничем не рискуя, щеголял своей храбростью; волосатый Руанар кричал: "Гнусные буржуа"; бледный Карэр, наш молодой интересный трибун, восклицал: "О ты, опьяненный народ!" - и, двигая рукой, как плавником, призывал вселенную к спокойствию. И все говорили: "Вот это, по крайней мере, искусство!"
Слово "свобода" возбуждает всех этих рабов, и они Кричат: "Да здравствует анархия! Да здравствует социализм!", "Да здравствуют избранные!" (Какие это избранные? Должно быть, мы, избранные зрители.) Но среди них нет ни одного, кто, выйдя на улицу, мог бы пройти мимо полицейского без вежливой дрожи.
12 ноября. Тристан Бернар встретил похоронные дроги:
– Эй, свободен?
22 ноября. Дуэль двух рассеянных.
Так как не виделись они давно и уже забыли, по какому поводу возникла мысль о дуэли, они кидаются друг к другу, осведомляются о здоровье, жмут друг другу руки и, бросив секундантов, медленно скрываются в лесу, не переставая болтать.
* Я не рассуждаю: я только смотрю, пускай сами предметы касаются моих глаз.
4 декабря.
– По мнению Гурмона, - сказал мне Швоб, - вам следовало бы все, что вы печатаете в "Ревю Бланш", озаглавить "Блошиные скальпы".
7 декабря. Человек черствый совершает героический поступок. Он покупает виноград и мандарины, чтобы отнести больной. По дороге к ней он рассуждает про себя: "Как же она обрадуется! Ведь плоды, исходящие от меня, - это золотые плоды!" Он поднимается по лестнице, ему открывает любовник. Любовник рыдает, слезы льются у него ручьем. Он молчит. Черствый человек угадывает все. Не произнося ни слова, он удаляется и уносит пакет с фруктами. (Предчувствие. Подруга Швоба скончалась в ночь на седьмое, и депеша мне от Швоба и мои фрукты, посланные больной, встретились в пути.)