Дневник (1964-1987)
Шрифт:
Но между эстетическим отношением человека к миру и религиозным тоже есть разница, хотя в силу указанной общности, религии естественно говорить на языке искусства, а искусству проникаться религиозным содержанием.
Религиозное отношение к миру основывается, в конечном счете, на чувстве единства человека с миром, а это значит, что оно зависит и от природных условий, окружающих человека. Оно и начинается с простого чувства зависимости, даже порабощенности окружающей средой, но развивается до возвышенного восприятия своей причастности упорядоченному единству мира [24] , своего слияния с устойчивым бесконечным основанием всех конечных вещей.
24
Сравни: «Основой всей научной работы служит убеждение, что мир представляет собой
Но как само это чувство, так и его выражение не лежат в сфере абстрактных понятий. Чувство возникает от восприятия отдельных вещей, явлений и процессов и воплощается тоже в конечных образах и представлениях. История религий есть история развития этого чувства и его воплощения. Вот здесь-то и надо искать объяснение того, что антирелигиозное сознание осуждающе именует «фантастичностью».
Для того чтобы правильно истолковать природу этой «фантастичности», надо понять, что возникает она не по прихоти и не от стремления необузданного воображения к неправдоподобию, а, наоборот, в поисках возможно более полного и адекватного выражения бесконечного в конечном.
С одной стороны, ощущение безмерного величия и могущества мира, несоразмерность этой мощи человеку и вообще всему конечному, с другой — потребность воплощения этого ощущения, которое может быть (выражено) только через конечный, а часто еще и через чувственно доступный образ — вот, что порождает «фантастичность» и экспрессионизм так примитивно толкуемые атеизмом. Бесконечное содержание распирает конечную форму.
Это одно замечание.
Теперь второе. Выше я писал, что «религия, как и искусство, есть отношение человека к миру». Религиозный человек предпочел бы сказать, что религия — это отношение человека к Богу. Я это определение также принимаю, но по-моему не следует противопоставлять Бога — Миру и Мир — Богу. Противопоставление приводит к их взаимному ограничению, ибо, в этом случае, там, где начинается Мир — кончается Бог, и наоборот. У Канта есть такие слова: «…текст утверждает, что высшая сущность есть, а атеист — что высшей сущности нет …» (И. Кант. Соч. в 6 томах. Критика чистого разума. М., 1964, т. 3, стр. 618). Это, наверно, правильное разграничение. Но надо помнить, что долгое время дело обстояло так, как только что было сказано, а именно, что люди эту высшую сущность искали вне Мира, над Миром, изымали ее из Мира и противопоставляли ему.
Сейчас многое говорит о том, что это было только первым приближением к истине и мы, вероятно, сделаем к ней еще один шаг, если скажем, что высшая сущность есть, но что она принадлежит Миру, точнее, что сама сущность Мира и есть эта высшая сущность.
Заранее зная, что исчерпывающего определения дать ей невозможно [25] , я хочу все же сделать попытку еще несколько пояснить свою мысль и, тем самым, отвести от себя подозрение в причастности к анимизму или пантеизму.
25
Вероятно, для доказательства этой неисчерпаемости можно сослаться на теорему Мостовского и Трахтенброта, «…которая утверждает, что не существует ни самого слабого, ни самого сильного определения конечного множества» (см. Э. М. Чудинов. Логические аспекты проблемы бесконечности Вселенной в релятивистской космологии. В сб. «Бесконечность и Вселенная», М., 1969, стр. 184). В математической логике формула А считается сильнее формулы В, если В следует из А, но А не следует из В. Далее Чудинов пишет: «…постановка вопроса об определении бесконечности совершенно аналогична тому, как ставится вопрос об определении конечного. Абсолютное определение бесконечности, из которого бы вытекали все свойства бесконечности, невозможно» (там же, стр. 185)
Высшая сущность Мира, которая и есть Бог, если рассматривать ее в религиозном аспекте, может быть понята как нечто такое, что отличает Мир в целом, Мир как целостность, от всех порождаемых им явлений, моментов, событий; эта целостность несводима к своим элементам, которые, вступая между собою в различные отношения, проявляют себя как материя, но сущность которых не в них самих и, следовательно, не в их материальности, а в том, моментом чего они являются, т. е. в целом, в законе этой целостности, в ее сверхпринципе [26] , в том всеобщем инварианте, который есть правило и могущество Мира.
26
Сравним с высказыванием физика Е. Вигнера: «С весьма абстрактной точки зрения существует глубокая аналогия между отношением законов природы к явлениям, с одной стороны, и отношением принципов симметрии к законам природы — с другой» (Е. Вигнер. Симметрия и законы сохранения. См. его кн. «Этюды о симметрии», М., 1971, стр. 22). И далее: «Естественно, поэтому искать некий сверхпринцип, который относится к законам природы так же, как законы природы — к явлениям». (Е. Вигнер. Явления, законы природы и принципы инвариантности. Там же, стр. 50).
Высшую сущность, следовательно, можно понимать как истину вещей и явлений, как истину природы, которая (истина) была и будет целью научного познания, а в другом аспекте — предметом религиозного поклонения.
Но для того, чтобы стала возможным такая точка зрения, необходимо, чтобы сама верифицирующая наука достигла бы определенной зрелости; один из признаков этой зрелости я вижу в системном подходе к изучению природы и общества, а также в интеграции научного знания, в возникновении новых дисциплин на границах традиционных.
Что же касается религии, то здесь нужна не только веротерпимость, но и воспитание, развитие у современного человека религиозного космического чувства, погружение его в это чувство. «Самая глубокая философия, — пишет А. Швейцер, — становится религиозной, и самая глубокая религия становится мыслящей. Они обе выполняют свое назначение только в том случае, если побуждают людей становиться человечными в самом глубоком смысле этого слова» (А. Швейцер. Из письма к В. Петрицкому. Цитир. по кн. А. Швейцера «Культура и этика», М., 1973, стр. 9).
20 апреля. На вопрос о том, что такое материя, нельзя ответить, не указав систему, относительно которой эта задача решается.
Август.
«Внешний облик» — результат взаимодействия элементов целостности. Целостность, как таковая, для своих элементов не имеет внешнего облика.
Материализм считает материю субстанцией, основой всего сущего. Но что такое материя? До начала XX столетия материю отождествляли с веществом. Так понимали ее не только предшественники диалектического материализма, но и его основоположники, по крайней мере Энгельс.
Основное затруднение, которое приходилось преодолевать материалистам при толковании материи как субстанции, состояло, по-видимому, в том, чтобы понять самим и объяснить другим, как ее чувственное многообразие и полнейшая нестабильность, оборачиваются субстанцией.
Энгельс начал с того, что материю, как таковую, материю, лишенную качественной определенности, считал реально существующей, а кончил тем, что реальное существование признал только за множественным разнообразием различных видов материи, а материю, как таковую, признал абстракцией, чистым созданием мысли. Затруднение осталось неопределенным: множественное разнообразие различных видов материи не могло, не может быть ни сущностью, ни субстанцией этого разнообразия, т. е. самого себя.
17 августа.
«…Мудрость ищет причину видимого …» (Аристотель [27] ).
Все развитие науки — это движение от множественности и изменчивости — к единству и постоянству, от пестрого многообразия факта — к инвариантности закона и принципа, от явления — к сущности. Философия же, которая утверждает, что субстанция и сущность мира — это материя, а материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении и существующая «… только в бесчисленном множестве конкретных форм структурной организации…» [28] — эта философия предлагает нам само ю множественность и изменчивость считать сущностью и субстанцией множественности и изменчивости и, следовательно, двигаться в русле науки против ее течения.
27
Аристотель. Метафизика (992а, 20–25). Соч. в 4-х т., М., 1976, т. 1, стр. 90.
28
«Философский словарь» под ред. М. М. Розенталя. Изд. 3-е, М., 1972, стр. 235 (подчеркнуто автором).