Дневник черной смерти
Шрифт:
По крайней мере снаружи.
Она обняла его за плечи.
– Да. Этот поход будет протекать совсем не так, как в тот раз, когда вы отправились за ячейками. Все время по дороге, не через лес. Гораздо безопаснее. Доберемся меньше чем за день.
«А теперь, – подумала она, – самое время рассказать ему, какой он необыкновенный».
Она отпустила его.
– Есть кое-что, о чем я хочу поговорить с тобой; это касается тебя и может быть названо… искусной работой.
Он мгновенно навострил уши.
– Что
Куда подевались все заранее подготовленные фразы? Попросту исчезли. На протяжении семи лет, думая об этом моменте, Джейни перебрала сотни психологически точных эвфемизмов для слова «клон», но сейчас, глядя в глаза мальчику, так страстно жаждущему узнать и понять, позабыла их все.
Она проглотила ком в горле и сказала:
– Ты живешь уже не в первый раз.
Алекс сохранил свою компьютерную игру, моментально забыл о компьютере и залез к Джейни на колени.
– Я уже жил прежде?
Она сделала глубокий вдох и без оглядки нырнула в предательские воды истины.
– Да. Жил. Ты был перенесен в этот мир средствами ядерного перемещения. Это означает, что ядро клетки твоего первого тела – содержащее весь генетический материал, который и делает человека тем, кто он есть, – было внедрено в мою яйцеклетку, а из нее предварительно удалили уже имевшееся там ядро. Потом видоизмененная яйцеклетка была имплантирована в мое тело, чтобы я могла стать твоей матерью, потому что я хотела ею быть.
Алекс замер, обдумывая услышанное. Джейни прикусила нижнюю губу. «Пусть сам задает вопросы», – напомнила она себе. Можно не сомневаться, их будет множество.
– Сколько лет прошло… ну, с тех пор, как я жил… прежде?
– Почти семьсот.
Он не воскликнул: «Вот это да!», или «Круто!», или «Неужели?» – просто присвистнул и спросил:
– Сколько мне было лет?
Ответить на этот вопрос было потруднее. Что его интересовало? Из какого момента предыдущей жизни он возник? Или сколько вообще прожил? Она не хотела сообщать двойнику, в каком возрасте и каким образом умер его оригинал.
– Ну… сначала ты был маленьким мальчиком, как и положено, потом стал подростком, хотя, думаю, быть подростком в те времена означало нечто иное по сравнению с тем, что сейчас. А потом ты вырос и стал мужчиной. Очень хорошим человеком.
И надо же! Этот уклончивый ответ удовлетворил его.
– В каком смысле я был хорошим?
– В таком же, в каком и сейчас. Добрым, великодушным, храбрым, умным и… ну, ты был просто очень, очень славным.
Его лицо просияло, и Джейни почувствовала, как ее опасения начинают рассеиваться.
– Ты родился где-то около тысяча триста двадцать пятого года в Испании, – продолжала она, – в маленьком городке под названием Сервера. Тебя звали Алехандро Санчес.
– Алехандро
– Твоего отца звали Авраам. Мать… Не знаю, – призналась Джейни. – Ты никогда… В смысле, в том, что я читала, о ней не было ни слова.
Алекс открыл рот, как бы собираясь с ходу задать следующий вопрос, но внезапно запнулся.
– Где ты обо мне читала?
Джейни понимала: полностью правдиво она ответить не может; он сам захочет прочесть дневник. А между тем он был еще слишком мал, чтобы узнать о своей прошлой жизни в деталях – о своих невзгодах и потерях, о долгих разлуках с любимыми, об ужасных преступлениях, которые совершил, защищая себя и тех, кого любил. Поэтому она просто сказала:
– В одной старой книге. Думаю, ты был замечательным человеком. Женщине, которую я знала прежде, попали в руки несколько твоих волосков и кусочков кожи. Она отдала их мне, а я использовала их для получения материала, требующегося для ядерного перемещения.
Его лицо просияло.
– Что я делал, когда вырос?
– Ты был доктором.
Он захлопал в ладоши.
– Надо же! И снова хочу стать им.
– Да. – Его бурная реакция обрадовала ее. – Однако медицина тогда была совсем не такая, как сейчас. Ты окончил медицинский университет во Франции, в городе под названием Монпелье. У тебя было немало известных учителей, одного из них звали Ги де Шальяк. Он служил доктором у двух пап и жил в Авиньоне, как и ты какое-то время. В конце концов он стал твоим лучшим другом… вот как сейчас Сара.
«Жил». Это слово ударило Джейни – но не Алекса; он, без всяких сомнений, воспринимал свое существование как непрерывное.
– Я тоже был знаком с этими папами?
– По-моему, нет.
Она чуть было не сказала: «Ты ничего не писал о том, что лично встречался с ними», но удержалась.
Алекс соскочил с ее колен и ринулся к компьютеру, вызвал на экран карту мира и, более укрупненно, Европу.
– Как пишется Сервера?
Джейни ответила, и Алекс ввел название.
– Вот она! – Несколько мгновений они молча изучали карту. – А как называется тот, другой город?
– Авиньон, – по буквам произнесла она и кончиком пальца провела линию между этими городами. – Из Серверы в Авиньон ты путешествовал вот по этой дороге.
– Это во Франции.
– Да. Ты говорил по-французски, но не только. Ты говорил на многих других языках.
– На каких?
– На латыни, потому что это был язык, на котором люди учились, а ты всю жизнь стремился к знаниям. И на иврите, потому что на этом языке говорили твои родители. Ты говорил и по-английски – в те времена, когда этот язык только становился популярным. Это не совсем наш язык, но, в принципе, тот же самый.