Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991
Шрифт:
Боже, какая скука! На каток не пошла. Была у М.Г., там тоже не веселее. Она и Фарида поехали на каток, Строительный, а я нет, потому что далеко, где-то на Разгуляе. Фарида что-то из себя воображает, смерила меня каким-то ненормальным взглядом, вероятно, осматривала меня, не стала ли я лучше. Маруська говорит, что в нее влюблен Шейнин Аркадий и называет ее «покорительницей сердец». Меня немного коробит от этих слов, так как, по-моему, Фарида совсем не представляет такого интереса. Меня просто досада какая-то берет, глядя на них обеих. И что они воображают? Обязательно надо будет показать им, что я стою не ниже их и что пусть они не задирают носы. Во вторник обещали зайти на каток. От М.Г. я узнала, что Демидов работает или учится на слесаря на каком-то заводе. Это известие привело меня опять к фантазии. Несмотря на то что я с самой весны не видела Демидова, я все еще влюблена в него. И теперь, когда я узнала, что он стал рабочим, у меня снова проснулись мысли о нем. Он, вероятно, стал еще сильнее и красивее. Ах, как бы я хотела его увидеть, поговорить с ним.
Хочется уйти куда-нибудь далеко в душистый сад, напоенный запахом сирени и пышных роз, и чтобы там встретить «его» – доброго, хорошего, с голубыми глазами, с задорными завитками каштановых волос. Ах, мечты, мечты!.. И зачем это только мечты, а не действительность.
Какая скука у нас в школе, особенно у нас в классе. Все девчонки думают лишь только об уроках, стараются. Как это противно! Вначале мне это нравилось. Нравилось, что нашлись такие трудолюбивые товарищи. Но потом это надоело, когда узнала, что они не способны ни на что, кроме уроков. Так и хочется чем-нибудь унизить их, возвыситься над ними и показать их ничтожество. Жалкие душонки! Они находятся на верху блаженства от своих хороших успехов. Странно, раньше я завидовала или, вернее, досадовала на тех, кто учился лучше меня, а теперь я смотрю на это совершенно равнодушно, и меня совершенно не трогает то, что у Битки- ной отметки лучше моих. Я уверена, что они достигают этого только благодаря своей старательности, без которой она не могла бы иметь таких хороших отметок, какие имеет сейчас. Меня охватывает какое-то равнодушное спокойствие, когда я вспоминаю об уроках. Что мне уроки, когда совсем другие мысли волнуют меня. Я хочу что-нибудь написать, но никак не могу выбрать тему. Сегодня я хочу одно написать, а завтра же передумаю. Вообще, я замечаю в себе полное отсутствие воли. Никогда не могу сразу решить, вечно колеблюсь и довольно бесцельно и совершенно зря провожу каникулы. Надо взять себя в руки, но как, не знаю. Хочется чего-нибудь нового, а кругом все старое, и, верно, так будет всегда.
1928
Который раз я принимаюсь писать дневник и всякий раз неудачно! Надоедает писать часто, а если не пишешь месяц, а потом сядешь писать, так и не знаешь, с чего начать, так много мыслей и приключений накопилось за это время. Так что в результате у меня получился месячник, если можно так выразиться, а не дневник. Но теперь с нового года я твердо решила завести настоящий дневник и писать в него по возможности чаще. Не знаю, удастся это мне или нет, но я буду стараться, так как дневник – хорошая штука. Ну, это, кажется, все, что хотела сказать в предисловии, а теперь приступаю к сути дела, то есть событиям сегодняшнего дня, представляющим, однако, мало интереса.
В школу мне идти, как всегда, сегодня не хотелось. Уроки я тоже, как всегда, не успела все сделать, так как ко мне приходила Маруся Герман, и мне волей-неволей пришлось проболтать с ней около часу. Когда я вспомнила, что еще не читала Тургенева и не повторяла статистику, то было уже 3 часа, и поэтому я не успела ничего сделать. В школе было не скучно и не весело, а так себе. На математике сидела тряслась, потому что не твердо знала последнее объяснение по алгебре и геометрии. Во время географии было очень весело, так как нечего было делать. Тереха (учитель географии) сообщил между прочим, что он собирается жениться, и кроме того, посоветовал девочкам, чтобы они выходили замуж не раньше, как найдут службу. По-моему, он рассуждает совершенно правильно. На статистике, конечно, шумели и старались вывести Глена из себя. Между прочим, когда мы шумим на уроке Глена и когда последний выбивается из сил, чтобы успокоить группу, то мне почему-то жалко становится его и мне кажется, что он на самом деле уж не так плох, как мы себе его представляем. Просто он еще не умеет преподавать, вот и все. И хотя я вместе со всеми проклинаю его, но плохого в нем ничего не нахожу. Хотя мы сегодня лишь второй день в школе после каникул, но кажется уже, что и каникул-то не было. Быстро как они прошли! Не успели как следует и нагуляться, как уже 9 января пришло. Особенно после Рождества, проведенного очень весело, в школу идти совсем не хотелось. Как вспомню, что Пасха-то еще в апреле месяце, так страшно становится, и теперь жду не дождусь, когда будет воскресенье. Сейчас бросаю писать, так как время первый час ночи, а мне еще нужно кое-что из уроков сделать, да и спать ложиться.
Сегодня в школе я узнала от Нюры Т. печальную-пре- печальную новость о том, что умер Демидов… Вначале я не поверила, думала, что Нюрка врет, как она это часто делает, но потом в силу доказательств пришлось поверить. Умер Демидов?! Товарищ по 53-й школе, с которым я училась целых три года, которого я знала за хорошего, веселого мальчика, превратившегося затем в красивого юношу с открытым честным лицом и застенчивыми манерами полугородского-полудеревенского парня. Когда я думаю об этом, то мне не верится, мне кажется, что это неправда, ошибка, что этого не может быть. Девчата говорили, что 29 декабря он был в школе на вечере. Как я жалею, как досадую на то, что я не пошла туда! Какая я была дура! Но… что прошло, того не вернешь. А все-таки досадую, что не была, там бы я его увидела, а то ведь я его давно не видела. О смерти Демидова Нюра узнала от П.А., а последняя узнала об этом в школе. Умер он от заражения крови, в больнице. Как все-таки это странно. Несколько дней тому назад был Демидов, был красавец Евгений, и теперь его нет… странно. Все-таки как несправедлива природа, отнимающая жизнь у таких прекрасных молодых юношей, как Демидов, и оставляющая в живых каких-нибудь уродов, негодяев, бродяг, которые мало того что живут без пользы, но еще вредят другим, отравляя жизнь честным людям. Для чего, например, живет эта старуха Банаева, пьяница и сплетница? Так лишь, свет коптит да людям вредит. Таких, каким был Демидов, мало, а между тем такие чаще всего умирают. Демидов умер?.. Да нет же, нет, это, вероятно, ошибка, это ложь. Как можно этому верить, как можно это принимать спокойно, когда помнишь, как сидела с ним в одном классе, разговаривала, играла, училась, слушала его рассказы про деревню… и вдруг умер, лежит в земле, его больше нет. Когда я думаю об этом, то мне становится так тоскливо, так горько на душе, что я готова плакать. А о чем, и сама не знаю. Ведь Демидов был мне не больше как школьный товарищ, а между тем мне его так жалко, что я и сказать не могу. Загадочна все-таки наша жизнь, не знаешь, где тебе будет конец и что с тобой будет после этого конца. Уснешь ли так, что ничего не будешь чувствовать, или, наоборот, будешь все чувствовать, но не в силах будешь что-нибудь сделать, сказать, что ты все слышишь и понимаешь. Когда я думаю, что это может быть так, то мне становится страшно, я боюсь смерти, боюсь неизвестности. А между тем как скоро может наступить смерть. Какой-нибудь несчастный случай, и готово, был человек, и не стало его. Разве Демидов, будучи 29 декабря на вечере, думал о том, что через пять дней он умрет? Ему это, вероятно, и в голову не приходило, да если бы у него и явилась такая мысль, то он, вероятно, рассмеялся бы только. И выходит, что нельзя полагаться на то, что завтра ты будешь жив. В этом несчастье человека, и несчастье большое. Жить и не знать, что с тобой будет тогда, когда наступит этот ужасный конец, эта развязка жизненной комедии, это ужасно.
Сегодня я была, как всегда, в школе. Нового ничего не было, все старое. Петр Николаевич (учитель русского) читает «Свадьбу Фигаро». Как он хорошо читает, прямо так бы и слушали всегда, да кроме того, и пьеса эта очень интересная. Физик спрашивал, и благодаря этому одному нашему мальчишке, Ростиславику, пришлось влезть под парту, так как он не знает ничего по физике. И охота ему было сидеть под партой!
Мы сидели на новом месте. И не только мы, а и много других. Пересадка эта была устроена в целях улучшения дисциплины в группе. Пересаживали более болтливых учеников с задних парт на передние. На наше место посадили ребят, а нас, несмотря на то, что мы ведем себя очень тихо, посадили на предпоследнюю скамью. Мало того что нас еще рассадили, они разъединили нашу тройку, посадив меня с Савиновой и Олигер, а Нюру посадили к Бауман, на последнюю скамью. Это меня ужасно взорвало и привело меня в такое возмущение, что я больше всех кричала в группе. Меня, главное, возмущало то, что почти все оставались на своих местах и только мы, ребята да задняя парта должны были пересаживаться. Мне очень не хотелось с третьей парты идти на пятую, да еще в темный угол. Кроме того, мне ужасно досадно было на то, что Биткина остается на своем месте. Мне это казалось очень несправедливым. В классе я кричала и шумела, что эта пересадка нелепа и глупа и что в среду я обязательно буду говорить с Иван Демьянычем. Придя домой, я чуть не пустилась в рев, но сдержалась и только продолжала негодовать. Мне даже казалось уж, что незачем и в школу идти, что теперь мне будет там еще скучнее, чем прежде. Проснувшись на другой день утром и вспомнивши дело о пересадке, я была очень удивлена тем, что во мне совершенно не было негодования и досады на то, что я сижу на новом месте. Мне это было совершенно безразлично, и я решила, что совершенно безразлично, на каком месте ни сидеть. Почему во мне произошла такая перемена, я не знаю, но я была ей очень рада и совершенно спокойно пришла на свое место, новое, и больше уже не кричала в классе о том, что пересадка эта несправедлива, теперь мне даже стало нравиться на новом месте, и я думаю остаться на нем.
25 января я была именинница. Мне исполнилось 17 лет. Как много! Не увидишь, как и старость придет. 17 лет! Раньше я представляла себе, что семнадцати лет я буду уже вполне взрослой, но я осталась все такой же девчонкой, какой и была. Дня именин я ждала почему-то с нетерпением, но когда настал этот день, то я не ощутила никакой радости, а, наоборот, была очень раздражена и не в духе. Ходила в школу и провела этот день, как и все остальные дни.
Вчера была на катке. Были Маруся, Фарида и Савинова. Савинова кататься не умеет, и нам пришлось ее учить этому искусству. На катке мы катались недолго, так как Фарида спешила в кино, а мы тоже сочли благоразумным пойти домой. Как все-таки изменились девчата, Маруся и Фарида. Как много в них стало такого, что мне совершенно не нравится. Уж слишком много они думают о себе, о своих особах. А уж как они рассуждают о мальчишках! Этот хорошенький, тот симпатичный, тот урод, тот в меня влюблен, тот в тебя – только и вертится у них на языке. Обе пудрятся и не прочь, кажется, губы красить. Противно; такие девчонки, которым нет еще и по шестнадцати лет, а уж что о себе мнят, играют в любовь. И я знаю, что на меня они смотрят не как на старшую, а как на младшую подругу, которая еще не доросла до их понятий. Да, если меня сравнить с ними, то я гораздо моложе их по тому опыту, который имеют они в любовных делах. Хоть мне и 17 лет, но я до сих пор еще не имела с мальчишками других отношений, кроме товарищеских, и никогда ни с одним мальчишкой я не имела более или менее близких отношений. Если сказать об этом девчатам, то они просто будут смеяться надо мной, и поэтому, когда заходит на эту тему разговор, я только молчу, чем вызываю какое-то снисходительное отношение подруг. Но мне это совершенно все равно. Если бы только они знали, как я их презираю, как я втайне смеюсь и над кокетливой Марусей, и над самонадеянной Фаридой, и над Нюркой с пудреным носом – я смеюсь над ними, но от этого смеха мне бывает только горько, так как я убеждаюсь, что почти все таковы и не сыщешь такого человека, который был бы тебе по душе. А как бы я хотела найти такого человека, с которым можно было бы делиться мыслями, которому можно было бы поверять свои маленькие тайны. У меня никогда не было задушевных подруг и друзей, а почему, не знаю. Или я сама слишком недоверчива и холодна, или же никто не находит во мне ничего интересного. Как бы то ни было, но друзей у меня нет. И я не могу себе представить, как это можно иметь такую подругу или такого товарища, которых можно было бы любить и которым можно было бы доверяться.
Вследствие этого у меня сейчас большое желание кого-нибудь полюбить и чтобы меня кто-нибудь полюбил. Желание вполне естественное и, казалось бы, не трудное, но между тем это не всем возможно… Ну, однако я пустилась в философию, это нужно уже предоставить Чижевскому, а мне ложиться спать, а то уж гудки где-то начали гудеть, да и трамваи скоро перестанут ходить. Ужасно не люблю, когда гудят гудки. Они зарождают во мне какие-то страшные мысли, какую-то тоску, и мне в это время вспоминаются какие-то, иногда невидимые, темные городские трущобы, грязные и гадкие, где гибнут человеческие души… Опять философия. Иван Демьяныч сказал нам сегодня на уроке, что теперь философов нет, что теперь нет такого человека, который мог бы охватить все науки, мог бы свободно делать суждения по всем наукам. Иван Демьяныч говорит, что быть философом теперь невозможно. А почему? Разве нельзя изучить все науки, существующие теперь? По-моему, можно. В моей горячей голове уже созревает фантазия о том, как я буду единым в мире философом. Но гудки, гудки, они меня раздражают, лучше я лягу спать и пожелаю себе спокойной ночи!
Наступил уже февраль. Как быстро прошел январь! Скоро уж и весна! Быстро летит время, так быстро, что не заметишь, как и состаришься. Старость… страшное слово. Я бы не хотела быть старой, а хотела бы умереть еще до нее. Не люблю думать о далеком будущем, а тем более про старость.
Сегодня я ходила заниматься с отстающими учениками из I ступени. Занималась я с мальчиком и девочкой. Хорошего, конечно, ничего не вышло. Я прямо-таки не знала, что делать с ними. Читают они плохо, а как их выучить хорошо читать – не знаю. Заставляла их читать и составлять план. План они составлять тоже не умеют, но объяснить им это я не успела, потому что начались наши занятия. Плохо то, что заниматься приходится только каких-нибудь 40 минут, и конечно, за это время такая неопытная преподавательница, как я, ничего не может успеть сделать. Но я думаю, что привыкну. Следующее занятие в пятницу, и нужно к нему подготовиться, чтобы знать, что делать с учениками. В общем, мне это нравится, и тем более времени это занимает не много. Только вот каковы будут результаты этих занятий, вероятно, самые плохие.