Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991
Шрифт:
Дед Алексей Семенович умер, когда я была совсем маленькой, я его не помню.
По-видимому, у нашего отца было много родственников в селе, одни Гончаровы, другие Юртовы, но он никогда о них не рассказывал и компанию с ними не водил. Единственная родственница, с которой он поддерживал отношения – Александра Гончарова, по мужу Князева, – жила в Москве, на Домниковке. Муж ее был портным, у них была отдельная квартира большая, прилично обставленная. Александра была двоюродной сестрой отца. Женщина суровая. У них были взрослые дети – дочь и два сына. Когда я впервые побывала у них, мне было, вероятно, лет 12–13. Тогда я узнала, что дочь учится в медицинском институте, сыновья уже окончили какие-то институты. Помню только один вечер, который мы всей семьей провели у них (вероятно, это был единственный вечер). Стол был приличный, с заливной рыбой (меня удивило, что в заливном лежат дольки лимона, мама наша не клала лимон в заливное). После ужина играли в лото на деньги,
После того как отцу отказали в гимназии, ему пришлось идти работать на токарную фабрику. Токарь по дереву стало его основной профессией. Сколько он там зарабатывал, не знаю, но он рассказывал, что очень экономил деньги – копил, чтобы купить себе сапоги, пиджак и брюки. Какой же парень в селе, если у него нет сапог! По его рассказам о себе, он хорошим поведением, став рабочим, не отличался. К церкви относился с неприязнью. Он и его дружки ухитрялись красть церковные кружки с деньгами. Деньги, конечно, прокучивали, а потом за это отсиживали в тюбулевке (местная тюрьма). Тюбулевка находилась недалеко от дома, небольшое крепкое здание с зарешеченными окнами, окружено забором. Потом, позднее, когда мне было уже лет 8–9, я с девчонками проникала на территорию тюбулевки, там росли какие-то сочные зеленые растения, мы их ели, они по вкусу напоминали редьку или репу.
Еще до призыва на солдатскую службу отец с одним товарищем решили посмотреть море и отправились из села пешком на юг. Сколько уж они шли, не помню. Шли селами и деревнями, конечно, без всяких вещей, было лето. Сердобольные старушки угощали молоком, хлебом, щами. Ночевали на сеновалах. Дошли до Донбасса, увидели шахты и шахтеров и решили подзаработать. Проработали две недели в шахте и больше не выдержали. Получили расчет и двинули обратно домой. Море их уже не привлекало. Лето, наверное, кончалось, и надо было спешить в село. После этого отец побывал в Москве. Снимал где-то угол. Торговал пирожками с мясом, жареными. Получал их от какого-то предпринимателя, который, наверное, имел небольшую пекарню, а торговали парни вроде отца. Ему выдавалось определенное количество и, конечно, устанавливалась цена. Отец должен был принести хозяину определенную сумму. Отец рассказывал, что ни разу не съел ни одного пирожка. Тогда он получил бы меньше денег. Хозяин платил отцу каждый день 50 коп. Это была приличная сумма. Вечером отец шел в харчевню и там обедал за 5 коп., получал щи мясные, гречневую кашу и хлеб – все это в неограниченных количествах, сколько влезет. Накопив денег, возвращался в село. Мне, конечно, трудно последовательно описать его жизнь, отец скупо рассказывал о себе. Когда его призвали в армию, он служил в Варшаве. Там у него вышел какой-то конфликт с офицером, кажется, отец ударил его. Чем это кончилось, не знаю.
После службы отец обосновался в Москве. Пошел работать на завод сельскохозяйственных машин Либхардта чернорабочим. Завод этот находился на Мясницкой улице (ул. Кирова) ближе к Красным Воротам. В тридцатых годах там было какое- то управление. На этом заводе отец познакомился с Сергеем Степановичем Степановым, своим будущим тестем. Они подружились. Оба грамотные, оба повидали достаточно. С.С. отслужил военную службу в Маньчжурии.
С.С. – уроженец Смоленской губернии, Вяземского уезда, деревни Лежнево. В деревне ничего не имел, так как у его отца было много детей, и после его смерти дом и усадьбу наследовал старший сын, а остальные сыновья и дочери разъехались кто куда. С.С. уехал с семьей в Петроград, работал там городовым, потом, после службы в армии, приехал в Москву.
Наш будущий отец понравился нашему будущему деду. С.С. привел отца к себе домой, познакомил с семьей, а дочери сказал: «Вот тебе жених!» Дочери Евдокии, которой было всего 16 лет, жених не понравился. Был у нее один скромный поклонник, у которого была лавочка и какие-то средства. Но он, вероятно, ждал, когда она немного повзрослеет, и прозевал невесту. Да притом дед не жаловал его. Мать не смела возражать отцу, он был в семье очень строгим. И бабушка не смела возражать. Скоро сыграли свадьбу, вероятно, это было в 1907 году, так как мать родилась в 1891 году. Отец сразу увез ее в свое село Погост, к своим отцу и матери. Мать, конечно, в селе всем понравилась. Красивая, скромная, грамотная, хорошо умела шить. Все считали, что Ивану повезло, такую жену отхватил!
Сколько они там прожили и как – не знаю. Мама рассказывала, что свекор, Алексей Семенович, хозяйством заниматься не любил. Вроде они купили корову, которая чуть не забодала деда. Отец, конечно, пошел работать на токарную фабрику. Бабушка и мать хозяйничали. В конце 1908 года у мамы родился сын Шурочка. Мама рассказывала, что мальчик родился крупный, красивый. Ему было три месяца, когда они получили письмо от дяди Митрофана, что у него умерла жена Катя и он остался
Мать наша, Евдокия Сергеевна Степанова, родилась в деревне Лежнево Вяземского района Смоленской области в 1891 году в феврале месяце. Отец ее, Сергей Степанович, был предпоследним сыном в большой семье деревенского учителя. Старший сын Тимофей, потом, кажется, Яков, потом наш дед Сергей, потом Михаил. Были ли у них сестры – не знаю, никогда не слышала о таковых.
Жили они, по-видимому, все вместе. Мать рассказывала, что росла она вместе со своим ровесником Пашей, сыном Якова. Между прочим, они были похожи между собой – оба белолицые, кудрявые, красивые. Мать прожила в деревне лет до восьми. Потом, когда умер их дед (сельский учитель), дом и усадьба перешли в наследство к старшему сыну – Тимофею. Младшие сыновья разъехались кто куда. Яков, кажется, построился на хуторе. Я его совсем не знала. Наш дед Сергей уехал с женой и дочерью в Петроград. Там дед нашел работу – он стал городовым. Он был рослый, здоровый, рыжий, хорошо пел. Бабушка, Анна Абрамовна, была старше его на год. Не помню, чтобы она была ласковой. У нее была нелегкая жизнь. Дед любил франтить, одевался всегда хорошо, любил выпить. В Петрограде они сняли отдельную квартиру, и бабушка стала сдавать углы одиноким мужчинам. Она готовила на них, стирала и этим зарабатывала. Из этого заработка платила за квартиру и имела деньги на жизнь. А маму, восьмилетнюю девочку, отдали в няньки к грудному ребенку. Мама всегда вспоминала об этом с обидой. Ей, конечно, было трудно. Ей хотелось еще играть, как все дети, а она уже работала. Не думаю, чтобы это было нужно, просто дед был суров и с женой, и с дочерью. Мама, мне кажется, не любила отца – и за тяжелое детство, и за вынужденное замужество. Лет девяти отец отдал маму в городскую начальную школу.
Училась она хорошо. Она много получила от школы, особенно по литературе. Все, что она там читала и учила, она помнила наизусть много лет. От нее я впервые узнала об Илье Муромце, впервые услышала стихи, которые потом учила в школе, впервые услышала сказки, которые я еще не умела читать. Она учила меня и молитвам, и славянскому языку. Учила рукоделию, вязать кружева и чулки. Мама всегда пела, и я от нее знала много песен, запоминала мотивы и тоже пела.
Но дед не дал ей учиться больше трех лет. С четвертого класса обучение было платным (три года она училась бесплатно), и отец забрал ее из школы. Ее определили в белошвейную мастерскую, где шили солдатское белье. Там она научилась шить и, конечно, что-то зарабатывала.
Не знаю точно, в каком году дед был призван на военную службу. Знаю только, что он служил в кавалерийских частях, был конюхом, служил в Маньчжурии. Там с ним случилось несчастье – лошадь ударила его копытом между ног. Он попал в госпиталь, долго болел. Врач спросил его, есть ли у него дети. Дед ответил, что есть одна дочь. Тогда врач сказал ему, что детей у него больше не будет. В детстве я удивлялась, почему у мамы нет ни сестер, ни братьев. Я привыкла видеть семьи, где обычно четыре-пять или больше детей, а у мамы не было ни сестер, ни братьев. Позднее, когда я была уже взрослой, я спросила у мамы, и она мне рассказала, что случилось с дедом. У отца тоже был только один брат. Но там дети рождались каждый год и умирали, видимо, от голода. Бабушка была очень богомольная, соблюдала все посты, а в доме вообще был постоянный пост, поскольку дед жил все зимы в Москве. Из детей выжили только старший сын Митрофан и младший Иван.
Дед, Сергей Степанович, в 1905 году был на Востоке в армии, и, когда в Москве уже была революция, он вернулся в Москву. В Москве уже были баррикады, стреляли. Вечером жители города запирались дома и не выходили на улицу. (Это все рассказывала мне мама.)
Мама со своей мамой переехали из Петрограда в Москву и жили в районе трех вокзалов, на Ново-Рязанской улице. Дед приехал на Ярославский вокзал ночью, но домой попасть не мог, Каланчевская площадь обстреливалась. А ему надо было всего-навсего пересечь эту площадь, чтобы попасть на Ново-Рязанскую улицу. Он полз через площадь всю ночь и только к утру добрался до своей семьи. А ему еще не открывали дверь, не узнали по голосу! Обыватели не очень разбирались, кто в кого стрелял, и на всякий случай сидели дома взаперти.