Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921
Шрифт:
С вокзала мы поехали на извозчике в город, к коменданту. Ехали мы всё время по набережной бухты. Сюда в это время как раз подходили суда союзников: два истребителя, английский крейсер «Ливерпуль» и французский 6-трубный крейсер-броненосец «Эрнест Ренан». Говорят, что их сегодня еще не ожидали в Новороссийске, и потому к встрече ничего не было подготовлено.
Между прочим, с их приходом получилась довольно интересная история. Так как никто не выехал их встречать, то они подошли к бухте с белым флагом и в полной боевой готовности. Всё было сделано чисто по-русски: всё время ожидали и писали о приходе союзников, а когда они пришли, то ничего не оказалось готовым, и те, не видя никого, выбирали сами себе места для стоянки и, кроме
Устроились мы в офицерском общежитии, большом, холодном, совершенно не отапливаемом помещении (признаков печей там не было), абсолютно без всяких удобств. Отсюда сейчас же пошли к одному знакомому Андрея, его товарищу по выпуску из Ташкентской школы, прапорщику Долганову 55 . Он рассказал нам интересный случай из времени взятия Новороссийска Добровольческой армией: в то время, когда Добровольцы обстреливали находящихся в Новороссийске большевиков, немецкие и турецкие суда, стоящие здесь же в бухте, подняли белые флаги. Около 11 часов вечера мы отправились к себе в общежитие ночевать.
55
Имеется в виду Петрос Долганов, студент, окончивший Ташкентскую школу прап. 6 янв. 1917.
Здесь в эти дни свирепствовал норд-ост. Таких ветров я еще ни разу не видел: на ходу буквально останавливало и сносило в сторону. От вокзала к городу там ходит небольшой паровозик с несколькими вагонами, вроде трамвая. В Новороссийске эта комбинация называется «кукушка». Так вот, эту самую «кукушку» останавливал встречный ветер. Город окружен горами версты в 2–2,5 высотой. Из какой-то щели в этих горах и дует такой ветер. В общежитии, до которого нам пришлось идти версты три из города, мы легли, конечно, не раздеваясь, закутались в одеяла и шинели, а я оставил для теплоты на голове фуражку.
11.11.1918. Утром в этом самом общежитии дали нам теплой воды и предоставили возможность послать человека за хлебом, который тот и принес часа через 1,5. В России, как посмотришь, живут все комики и шутники. Из того, что офицеры добровольно взяли в руки винтовки и делают всё сами, публика, очевидно, вывела заключение, что они могут теперь ездить черт знает как, жить где угодно, спать как угодно, абсолютно без всяких удобств и питаться также, чем придется. Такое обращение вошло в моду не только со здоровыми, но и с больными и ранеными офицерами, которые находятся поистине в ужасных условиях.
Около 1 часу дня произошла официальная встреча союзников. Около 2-й пристани, куда они подъехали, был выстроен караул из офицеров Сводно-гвардейского полка. Комичное впечатление произвели французские матросы. Шли они в своих шапочках с красными кисточками довольно свободно, причем один из них, находясь в строю, вел на цепочке фокстерьера. В гостинице «Европа» в честь приезжих гостей был устроен обед, а матросов потчевали в Народном доме. К вечеру появилась на улицах уже несколько подвыпившая «союзная» публика. Говорят, что союзники пришли в восторг от нашей водки и довольно сильно навалились на нее. Рабочее население Новороссийска, среди которого много большевиков (по окраинам там вечером, как говорят, опасно появляться в военной форме), по-видимому, не с особой радостью встретило союзников. Говорят, что как только показалась союзная эскадра, то среди толпы, наблюдавшей ее подход, слышались такие слова: «Это наш флот идет кадетов бить, а не союзники» или «Чего они идут, когда их никто не просит». Многим гуляющим теперь пока еще на свободе не мешало бы повисеть на прочной веревке, хотя бы минут 15, этого было бы достаточно.
Ветер немного утих, хотя оставался еще довольно сильным. Один лейтенант при
Вечером мы были в кафе «Чашка чая». Я давно не был в кафе, не слыхал музыки. Было очень приятно посидеть и помечтать о Москве, где я так хорошо и замечательно симпатично проводил время в кругу своих. Теперь же остается только погрустить о том времени да пожелать, чтобы со всеми моими всё обошлось как можно более благополучно. О себе и о своем настроении не приходится особенно много говорить в теперешнее время; еще много времени пройдет до восстановления более или менее нормальной жизни и до того момента, когда я буду в состоянии вернуться к своим мирным занятиям.
12.11.1918. С утра начали ходить по разным складам и учреждениям, разыскивая подходящее имущество для батареи. Когда мы были у военного губернатора, то там один полковник Генерального штаба приказал спросить в нашем присутствии дежурному телефонисту о том, находится ли англичанин Керн сейчас в гостинице «Европа» или нет, а затем, обращаясь к нам и показывая серебряный портсигар, сказал: «Не представляю себе, каким образом этот портсигар англичанина оказался у меня в кармане. Ну и нализался же вчера этот англичанин». Как видно, их солидно угостили.
В этот день нам пришлось походить довольно много; концы все-таки порядочные, а на извозчике за свой счет нет смысла ездить. Мимоходом я заходил во все книжные магазины, которых здесь совсем не много. Хороших книг здесь совсем не достать. Нашел я только Ницше и один томик Сен-Симона. По дороге из Екатеринодара в Новороссийск и здесь каждый день на улицах и в кафе я встречаю одного подпоручика-летчика, с которым я не был знаком, но с которым мы встречались в Гатчине, в клубе за игрой. Это выяснилось после того, как мы с ним разговорились. Вечером мы были в довольно приличном кинематографе.
13.11.1918. Утром получили ордер из Военно-промышленного комитета и затем начали получать и упаковывать те предметы, которые были отпущены для нашей батареи. Пока мы упаковали всё это, перевезли на вокзал и сдали на литер в багаж все эти 37 мест весом в 55 с половиной пудов, наступил уже 7-й час вечера.
В город не хотелось возвращаться, и мы решили как следует поесть на вокзале, тем более что утром только выпили теплой водицы и съели небольшой кусочек хлеба. Андрею продуло в этом общежитии шею, и он всё время держит голову на бок. Чай на вокзале подают без всего, и поэтому, когда мы заказали себе его после обеда, то официант сделал какую-то зловещую физиономию и сказал: «Я вам удружу по кусочку своего собственного сахару». При расчете пришлось заплатить около 35 рублей за всю эту музыку. Одним словом «удружил», посчитав за эти 2 куска больше 3 рублей. Тут целая возня с деньгами: одни берут, другие не принимают. Всё время слышим такие разговорчики: «Вы обязаны принять эти деньги, да кроме того у меня других нет». «А я их не принимаю» или «Хорошо, я их возьму, но сдачи вам не дам».
Около 11 вечера выехали из Новороссийска, забравшись в вагон 2-го класса. Ночью в наш вагон залезла группа пьяных казаков и начала рассаживаться чуть ли не на ноги спящим офицерам. Им заявили, что здесь офицерский вагон, но это на них мало подействовало, и один из них даже буркнул в ответ: «Ну, так что же, еще неизвестно, кто кем держится, мы вами или вы нами». После таких слов всю эту веселую компанию моментально выпроводили из нашего вагона. Эта публика имеет не совсем правильное представление о своих собственных заслугах и воинской доблести, которые, вообще говоря, не очень-то далеко и простираются. Сколько раз я слышал, как наши офицеры останавливали их во время «тиканья» нагайками и вновь гнали в наступление.