Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921

Орлов Георгий

28.11.1918. Нескольких офицеров нашей батареи отправили в Керчь. Поговаривают о том, что скоро части Добровольческой армии будут выдвинуты на Украину. Если судить по газетам, то там такое положение, что спасти его может только скорый приход союзников и нашей армии. Как оказывается, борьба с большевизмом и анархией даже для организованной армии совсем не такое легкое дело. Нужны очень большие силы для того, чтобы не только восстановить, но и поддерживать порядок. Когда я ехал сюда в армию, то мне казалось, что восстановление порядка пойдет значительно более скорыми шагами, чем всё это получается на самом деле. Чересчур уж сильно распустился народ, и, кроме того, среди всех сил,

борющихся с Совдепией, нет того единения, которого можно было бы ожидать. Кроме того, советские войска представляют собой теперь нечто уже значительно лучше организованное, чем раньше. Иногда они выдерживают очень упорные бои и дерутся с большим ожесточением. Рассказывают, что недавно большевики атаковали в пешем строю наш бронированный автомобиль и, подбежав к нему вплотную, с редкой яростью набрасывались на него, били по бронированным щитам прикладами и в бессилии кололи их штыками.

29.11.1918. У нашей хозяйки есть несколько интересных кур и петушки совсем небольшой величины. Куры эти относятся к породе «корольков». Один из этих петушков всё время взлетает на бочку и почти беспрерывно кричит своим тоненьким голоском, а другой важно расхаживает по двору и очень часто даже задирается с людьми. Догонит кого-нибудь, подскочит и ударит крыльями по ноге. Довольно забавна вся его манера задираться, в особенности, если принять во внимание, что сам он по величине только немного превосходит голубя. Хозяйка говорит, что он в драке побивает и больших петухов, и даже индюков.

По вечерам мы с Андреем обыкновенно читаем. Он по-прежнему изумляет меня своим быстрым чтением: в очень короткое время он проглатывает что-то очень много страниц и успевает прочесть раза в три больше, чем я. В последнее время я занялся чтением Шеллера-Михайлова; и нахожу, что он совсем не так скучен, как мне казалось раньше. За этот год я сильно пристрастился к чтению и с большим удовольствием просиживал в Могилеве целыми днями и вечерами за книгой. Сколько раз невольно вспоминаешь свои гимназические годы и до глубины души возмущаешься тем времяпрепровождением, которое в то время казалось более интересным, и занимательным. За те свободные часы и дни, которые тогда тратились на пустую игру в карты и на выпивку, которая нередко принимала не совсем красивые и интересные формы, можно было очень многое прочесть и вообще значительно больше сделать для своего развития и образования, чем это было сделано на самом деле. Скверно то, что сознаешь это всё значительно позже, чем бы это нужно было. В этом виноваты и мы сами, и общая постановка дела, и общая всем русским черта, благодаря которой «у нас всё делается своевременно или даже несколько позднее», вследствие которой мы всегда бываем умны только задним умом. В этом всё наше несчастье.

30.11.1918. Сегодня день Ангела Андрея. Совершенно случайно этот день ознаменовался приятным и радостным событием. За всё это время мы получили сегодня первую весть относительно положения нашего дома. Андрей получил из Киева от Нади Сазоновой письмо, в котором она сообщает, что наши перед вступлением большевиков в Могилев переехали в Гомель и живут теперь где-то за городом на даче. Им дали целый вагон и они перевезли почти все свои вещи. Из Могилева, по ее словам, бежали решительно все. Сазонов же остался в Могилеве. Свирелин тоже куда-то уехал. Этих сведений о доме, конечно, недостаточно, но лучше что-либо, чем ничего. Кроме того, теперь можно быть несколько спокойным в том отношении, что непосредственная опасность их жизни пока не угрожает. Я раньше ломал голову и не знал, переехали они или остались.

Конечно, остаться они там не должны были, несмотря на то, что переезд стоит весьма солидную сумму. Положение их весьма неважное,

и как подумаешь об этом, то голова прямо-таки кругом идет, так как вследствие отсутствия средств я не вижу никакого выхода из создавшейся для них обстановки. Теперь можно было бы списаться с нашими через Надю, но тут опять появилось новое препятствие: из-за восстания Петлюры всякая связь с Киевом отсюда прекратилась и письма, адресованные туда, идут только до Ростова или просто отсюда совсем не отправляются.

1.12.1918. Суббота. С некоторого времени я стал очень плохо засыпать по вечерам. Ложимся мы по-прежнему очень рано, часов около 9–10; раньше такой бессонницы я не замечал за собою. С другой стороны, ложиться позже не предоставляется никакой возможности, потому что из-за ограниченного количества керосина, остается или сидеть в темноте, если спать не хочется, или идти искать какую-либо компанию, которая играла бы в этот вечер в карты. Как то, так и другое не представляет особого интереса. Волей-неволей ложишься и ворочаешься часов до 2 ночи пока не уснешь.

Несколько дней тому назад хозяйка согласилась взять нас на полный пансион. Едим теперь вполне сытно и прилично, жаль только, что она всё готовит несколько жирновато. Каждый день в довершение обеда съедаем целую миску компота.

2.12.1918. Часу в 10-м вечера вдруг ни с того ни с сего поднялась в станице ружейная и револьверная стрельба. Мы с Андреем вышли на двор и ничего не могли сообразить. Стреляли, как казалось, со всех сторон; кроме того, слышались какие-то дикие крики и непрерывный собачий лай. Мы взяли винтовки, зашли к Люшу и Зиновьеву и хотели пойти узнать, в чем дело, тем более что стрельба происходила совсем вблизи нас. Оказалось, что это ради шутки и пущей важности стреляют напившиеся ради воскресенья казаки. Через полчаса стрельба прекратилась, причем за это время было сделано более 60–70 выстрелов.

Какие-то неуместные забавы и пьянство практикуются здесь в такое серьезное время. Начальника местного казачьего гарнизона есаула Гливенко редко можно застать в трезвом виде. По крайней мере, я видел его только пьяным и вследствие этого в сонном состоянии. Говоришь с ним по делам службы – сегодня он обещает одно, а на следующий день от него слышишь совсем иное.

3.12.1918. По приказанию командира батареи ездил на станцию Кавказскую, для того чтобы переправить вагон, который пришел для нашей батареи из Новороссийска с грузом, на полустанок Гетмановский. Для того, чтобы в настоящее время раскачать и растолкать публику на что-либо, нужно потратить немало времени. Так и я потратил на это дело целый день, начиная с 6 утра.

Грязь везде от растаявшего снега стала прямо непролазной, так что с трудом ходишь и вытаскиваешь ноги. Вечером еще пришлось прогуляться на Гетмановский пешком, чтобы справиться относительно этого вагона, и так как его еще не оказалось там, то пришлось напомнить о нем телеграммой в Романовский. С некоторых пор я стал замечать, что у меня появилась привычка очень часто пользоваться словом «так что», которое несомненно вошло у меня в такое широкое употребление под влиянием пребывания на военной службе.

Дело в том, что солдаты в большинстве случаев начинают свои доклады с этого именно слова. Отсюда и получилась эта привычка, так как прочие офицеры и я сам очень часто вставляли это «так что» для комизма, в каком-либо рассказе или даже в обычном разговоре. Кроме этого недостатка в этих заметках у меня появился еще другой: я стал писать как-то очень неразборчиво, буквы в большинстве случаев сливаются и очень похожи одна на другую. От каких причин получается это последнее я, право, сам не могу сказать; тем более что стараюсь писать аккуратно и не спешу.