Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Шрифт:
Написала и подумала, что прямо так его отдать было бы неприятно, сделала вид, что прячу стихотворение — он заметил это, забрал, и вот его ответ:
Моя к тебе любовьНа три тысячелетья.Так знай — такой любвиНе высохнут цветыИз-за того, что не был я вчера.Услышал это и тот, другой человек [9] , и написал:
МыОднако теперь Канэиэ уже открыто уходил к той женщине с городской улочки. Мне иногда казалось, что его поведение даже вызывало тревогу у главной его супруги [10] . Мне было так горько, что и не сказать, — но поделать с этим я ничего не могла.
Сначала я видела, как мою сестру то и дело навещал ее супруг, но потом он перевез ее в другое место, сказав, что там им будет удобнее встречаться. Я осталась одна, и мне сделалось еще печальнее. Я уже стала думать, что и тени ее не увижу, и печалилась ото всей души. А когда экипаж, прибывший за нею, приблизился к дому, прочла стихи:
Отчего так обильноВозле этого домаРазрастается роща печали?Отчего же мужчиныHe приживаются в нем?!Ответное стихотворение сложил ее супруг:
Слова того,Кто думает о Вас,Не помещайтеТам, где обильноДает тоска побеги…Так прочел он, оставил мне стихи, и все уехали.
Как и ожидалось, я стала после этого жить совсем одна. По большей части между мной и Канэиэ еще не было расхождений в житейском плане, но не только с моими желаниями не совпадали сердечные устремления Канэиэ, — я слышала, что он прекратил также посещения старшей госпожи. Бывало, что мы с нею прежде обменивались посланиями, поэтому в третий или четвертый день пятой луны я написала ей:
Широколистый рис,Как сказывают, сжалиДаже там, у Вас.Так на каком болотеПускает корни он?Ее ответ:
Да, сжалиРис широколистый,И на болоте где-то корни он пустил.Но я считалаТо болото Вашим!Наступила шестая луна. С первого числа зарядили долгие дожди. Глядя в окно наружу, я произнесла вслух:
У моего жилищаНа деревьяхОт долгого дождяНа нижних листьяхДаже цвет переменился.Пока я произносила что-то в этом духе, наступила и седьмая луна. В то время как я уже довольно долго размышляла о том, что мне лучше бы совсем перестать видеть Канэиэ, чем он бы вот так наведывался сюда ненадолго, он как раз навестил меня. Я не сказала ему ничего, всем своим видом выражая недовольство, но служанка, которая находилась тогда со мной, среди прочего прочла и мои стихи о нижних листьях на деревьях сада. Выслушав ее, Канэиэ сказал:
Те листья,Что поблекли не к сезону,СтановятсяКрасивее других,Когда их время наступает.Тогда я придвинула к себе тушечницу и написала:
ПоблекшийОн не переставал заходить ко мне по дороге к другой, однако мы уже не поверяли друг другу то, что лежит на сердце, а случалось, что Канэиэ приходил ко мне, а расположение духа у меня было дурное, и он, постояв молча, как гора Татияма [11] , скоро возвращался восвояси. Близкий мой сосед, которому было известно истинное положение вещей, встретив однажды Канэиэ, когда тот уходил от меня, сложил:
Я вижу — дым от огняУ солевараОпять встает столбом,И думаю — не ревность лиПылает в том огне.Так я обнаружила, что наши отношения стали достоянием соседей. В ту пору я особенно долго не видела Канэиэ.
У меня появилась такая привычка, которой прежде не было. Я стала так глубоко задумываться, что, бывало, оставлю где-нибудь любимую вещь, а потом смотрю прямо на нее — и не замечаю. «Может быть, между нами уже все прервалось; есть ли что-либо, что напоминает мне о Канэиэ?» — так я думала, и это продолжалось дней десять, когда вдруг пришло письмо. В нем говорилось о том о сем, и в числе прочего: «Возьми стрелу для спортивного лука, что привязана к стойке спального балдахина», — и тогда я подумала, что эта стрела и есть напоминание о нем, и развязала тесьму.
Казалось мне,Настанет вряд ли время,Чтобы внезапно вспомнить о былом.Но вот — стрела…Как память поразила!Это послание я прикрепила к стреле и отправила Канэиэ.
А в ту пору, когда встречи между нами прервались, мой дом как раз выходил на дорогу, по которой он ездил ко двору, поэтому то среди ночи, то на рассвете Канэиэ проезжал мимо него, отрывисто покашливая. Он думал, что я не слышу этого, но до моих ушей доносилось все это, и сон не шел ко мне. Как сказано: «Ночь длинна, но мне не спится» [12] . На что было похоже чувство от таких видений и звуков? Теперь я подчас думала о том, как хотелось бы мне жить там, где его не видно и не слышно. До меня доносилось, как мои люди говорили между собою: «Неужто тот, кто прежде бывал здесь, теперь оставил ее?». Я не придавала этому значения, только с наступлением темноты мне делалось очень одиноко…
Было слышно, что в доме главной госпожи, где, как говорили, было много детей, он совсем перестал бывать. «Ах! Ей еще тяжелее, чем мне», — думала я, проникнувшись состраданием к главной госпоже. Дело было около девятой луны. Вложив в стихи все свои чувства, я написала:
Меняет направленьеС дуновеньем ветраНить паутины.Дорога паука,Как видно, оборвется в пустоте.Ответные слова были краткими:
Когда изменчивое,Легкомысленное сердцеВижу я,О ветреРазве думаю всерьез?!Насовсем Канэиэ меня не оставлял, время от времени мы с ним виделись, — с тем и наступила зима. Ложилась ли, пробуждалась ли ото сна, я только и делала, что забавлялась со своим ребенком и незаметно для себя напевала: «Я как-нибудь задам вопрос малькам форели из садка» [13] .
Год опять сменился, и наступила осень. В это время Канэиэ забыл у меня рукописный свиток, который читал тогда и с которым ко мне пришел. Он прислал за ним. На бумаге, в которую я завернула рукопись, я написала: