Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935)
Шрифт:
Переходя к газетному эпизоду, мы должны прийти к заключению, что указанные Вам вчера две партии, фашистов и легитимистов, ни в коем случае и не могли бы быть нашими друзьями, и потому их ярость и свойственная им ложь являются вполне нормальными, но, тем не менее, заслуживают и дознания, и внушения. Главным же образом остается совершенно непонятным, что ареною выпадов оказалась именно группа япон[ских] газет, и это обстоятельство заслуживает совершенно особого расследования.
Надеемся сегодня иметь от Вас телеграмму, ибо со времени нашей первой телеграммы о происшедшем безобразии прошли уже три недели. Надеюсь, что Вы всю корреспонденцию направляете сюда, на Гонконг-Шанхайский банк, минуя Харбин, который оказался для корреспонденции неприемлемым местом. Даже если Вы захотите что-либо сообщить В.К., сделайте это через нас, и мы найдем подходящие возможности.
Надеемся, что наши телеграммы и письма до Вас доходят. Очень прискорбно убеждаться в том, что вся корреспонденция там вскрывалась, а смысл ее злостно перетолковывался. Посоветуйтесь с Другом, нет ли еще кого-либо вполне достоверного для будущих сношений с Скул-Канзас.
Или же будет проще вести эту переписку лишь с Люисом. Мы не сомневаемся в том, что Вами приняты соответственные меры, как в смысле Калифорнии, так и в смысле Вонсяц[кого] и Сав[ады].
Газетный эпизод превысил по своему безобразию всякие меры и попутно затронул как достоинство Америки, так и Франции. Предложите, чтобы Друг (если можно обойтись без Старого Дома) сам снесся бы с послом С[авадой] и запросил бы его разъяснения,
8 декабря 1934 г.
Как странно, что из Китая мне приходится Вам писать о Канзасе да еще о Кооперативной] Скул. Между тем это обстоятельство чрезвычайно спешно и полезно. Нужно бы знать Ваш ответ по этому канзасскому делу как можно скорей. Я убежден, что ответ будет не только положителен, но как Друг наш, так и новые друзья Люиса примут ближайшее участие. Не мне Вам напоминать, что в Канзасе и уголь, и всякие прочие ископаемые. Вы лучше меня знаете и о скотоводстве тех мест. Нужная и гарантированная сумма относительно невелика, всего до двух американских миллионов. Друг мог бы сообщить своему начальнику, чтобы не упустить благое и просветительное школьное дело. Помню, что именно у Вас уже являлись и ранее добрые мысли способствовать учебному делу, а в случае Канзаса это является не только добрым делом, но и вполне хозяйственным. Вполне естественно, что люди спешат с решениями, а так как мне в этом случае придется быть попечителем этого школьного дела, то я прежде всего и направляю его именно в Ваши руки. Наверно, Друг найдет к нам свои каналы сообщения, но хотя бы в телеграфной форме мы должны знать Ваше принципиальное решение. Конечно, все ближайшие цифры гарантий будут сообщены Вам, но помню о Ваших давнишних к таким школьным делам устремлениях и потому уверен, что Ваше решение будет благоприятным. Друг также поймет, что во всех отношениях такое финансово-просветительное дело даст и ему, и его начальнику необыкновенную возможность. Бывают же такие странные обстоятельства, что о близком для Вас Канзасе приходится писать так издалека. Думается, что многие новые знакомые Люиса также заинтересуются этим учебным делом; но смотрите, чтобы кто-нибудь под видом ложной дружбы не перебил его, потому совещайтесь лишь с подлинными друзьями. Помнится, что именно Люис со своими и просветительными и банковскими способностями мечтал о таком деле, которое сейчас в полной мере выявилось. Наверное, и начальник Друга будет серьезно заинтересован в таком добром деле. Для нас будет истинно прекрасным Новым Годом получить Вашу принципиальную телеграмму. Так хотелось бы помочь добрым хорошим людям, да еще на вполне деловых основаниях. Вы ведь знаете, что я не очень ценю необоснованную благотворительность. Гораздо лучше сотрудничество, при котором люди выявляют свои истинные дарования. Чтобы письма случайно не терялись, нельзя ли их тогда направлять через государственную вализу [206] , ведь мы, как сотрудники Департамента агрикультуры, вероятно, имеем на то право. Спешу послать Вам эти неотложные строки и буду ждать для начала Вашу телеграмму.
206
Вализа (от фр. valise postale – «почтовый мешок») – дипломатическая почта.
Конечно, для Канзаса одинаково приемлемы, или заем, или шеры [207] , или любая хозяйственная форма.
Мы обеспокоены, не получая Ваши телеграммы по поводу пресловутого газетного эпизода. Конечно, следует терпеливо и упорно выяснить происшедший непозволительный эпизод. Он очень прискорбен, но предложение из Канзаса как бы является светлым лучом. Шлем Вам всем наши лучшие мысли к Рождеству и Новому Году. Скажите всем нашим друзьям и всем нашим обществам мои лучшие приветы. Так часто мы о них вспоминаем и цитируем их. Будьте бодры и сильны. Шлем Вам наши лучшие мысли.
207
Shares (англ.) – акции.
LOVE [208] .
9 декабря 1934 г.
Сижу сегодня дома с маленькой температурой, с утра 37,2. Может быть простуда, а может быть легкая инфлюенца. Вчера были на завтраке в американской легации, и когда все присутствовавшие закурили различные сигары и сигареты, мне сразу показался этот фимиам невыносимым. Посижу сегодня и завтра дома.
Уже пошла третья неделя, как мы выехали из Харб[ина], но, кроме записочки от В.Н. Грамматчикова, ничего не было получено. Странно, что из всех наших друзей Василий Николаевич – болящий и прикованный к постели – нашел нужным и возможным написать. По его словам, травля в блоке яп[онских] газет прекратилась. Но не только прекращение травли мы должны иметь в виду, но чтобы наши многочисленные друзья проявили и содержательное противодействие. Страшно подумать, что и у так называемых легитимистов, и в фашистской группе Вонсяцкого и Родзаевского невозможно припомнить порядочных людей. Существует еще одна отдельная фашистская группа, но она ничего не имеет общего с Родзаевским и К°. Про легитимистов в военных кругах говорят, что туда собрались все в свое время осужденные Врангелем и Колчаком. Итак, менее всего удивительно, что именно эти две упомянутые группировки ни в коем случае не могли бы быть приемлемыми. Сама лживость и грубость их приемов еще раз доказывает их внутреннюю сущность.
208
Слово «Love» показывает, что в тексте были использованы условные обозначения. (Amherst Centre for Russian Culture. Roerich collection. Box 3. Folder 44.)
В записи вчерашнего дня говорилось о Скул-Канзас. Не только надеюсь, но убежден, что предполагавшийся «Алатырь» состоится в более подходящем месте, но и радуемся этому. Может быть множество выполнений; начиная от общественного и государственного и до частного. Как по нынешним временам легче, так пусть и будет. Главное, чтобы творилось добро. Силы тьмы особенно негодуют, когда что-либо доброе и строительное возникает. В таких случаях особенно нужно, чтобы ночные Никодимы находили в себе силы и обращались в действенных воинов.
Скоро уже будет год, как я не писал картин. За все это время произошли лишь два проекта церквей. Но именно это обстоятельство и побудило бесовскую рать обвинять меня в безбожии. Наш друг архиепископ Нестор пишет на портрете своем, данном мне, – «Боголюбивому и прекраснодушному». Так говорит просвещенный иерарх Церкви, а Родзаевский и К° называют Антихристом. Когда-то кто-то будет читать эти напечатанные нелепости и будет изумляться о глубокой степени дикости, царившей и в наш век.
Кроме метких замечаний Пушкина, я возобновил в памяти многие горько-справедливые слова Гоголя о том же. Неужели же каждое столетие нисколько не утончает сознание человеческое? Жалею, что до сих пор нам не прислали из Тяньцзина газетку «Возрождение Азии», издаваемую на яп[онской] концессии. Странно видеть,
14 декабря 1934 г.
Пекин
Получили телеграмму из Америки относительно удачных действий Адольфа и отложения действий Загса [209] до получения самих газет. С одной стороны, это желание видеть самые газеты как бы нормально, но, с другой стороны, оно отодвигает действия на длинные сроки. Между тем, судя по газетам, полученным вчера, в «Харбинском Времени» еще от 7 декабря Шилов называет меня и Греб[енщикова] агентами темных сил. В тяньцзинской газетке, издающейся на яп[онской] концессии, всякие подобные выпады продолжаются и до сего времени. Очень любопытно, какие именно радикальные действия придумает Загс, если он вообще дружественен. И мы сами, и наши друзья отлично понимаем, что вся эта кампания имеет гораздо более глубокое основание. Невозможно ограничить и ее лишь какими-то оголтелыми русскими криминалами. За их спинами имеется нечто другое; только подумайте, что вся эта безобразная травля произошла в конце шестого месяца пребывания в Харбине. Все лживые материалы, употребляемые клеветниками, вовсе не новы и, в главной мере, относятся к дурацкому давнишнему Горчаковскому журнальчику – «Двуглавый Орел» [210] . Из этого следует, что этот же материал мог быть пущен в обращение и много ранее, но представляется, что какая-то руководящая рука двинула эту пружину именно в последние дни пребывания. Вообще же, с точки зрения газетной, получается невероятная ерунда. Именно «Харбинское Время» писало о Пламенеющей Чаше и прочие эпитеты, имеющиеся у Вас в газетных вырезках. Еще за две недели до травли именно эта газета просила от меня статьи и только что поместила две – «Роботы» и «Письмо к друзьям». После этого сотрудник этой газеты Талызин приходил с просьбой от редакции о новых статьях, которые ему и были обещаны. А через три дня, т. е. 17 ноября вдруг началась беспрестанно продолжающаяся и до сих пор травля. Взвешивая все эти обстоятельства, невольно приходим к выводу о чем-то планомерно задуманном, с какою-то еще неуловимою для нас целью. Потому-то и требуется тоже планомерно и безудержно проводить и с нашей стороны исследование такого неслыханного эпизода. Вчера к нам приезжал секретарь здешней японской легации Муто и передал сожаление о случившемся от лица японского посольства в Синьцзяне. При этом же он передал 5 газетных вырезок, помещенных посольским агентством, о проезде нас – друзей Японии. При этом бросалось в глаза то, что эта заметка в «Харбинском Времени» помещена не была, а в японском издании этой же газеты хотя и появилась, но в значительно сокращенной форме. Конечно, мы сказали господину Муто, что эти заметки не выясняют сущности инцидента и что мы просим расследования происшедшего, ибо и после этих заметок травля в «Харбинском Времени» еще 7 декабря продолжалась. Повторяю, что без чьего-либо разрешения или попустительства русская шайка не дерзнула бы на такие неслыханные выпады. Сейчас мы пишем в Токио господину Амо, прося его производить расследования. Наше представительство в Харбине сегодня нас мало обрадовало лаконичной телеграммой – «сообщите здоровье» – а мы-то напряженно ждали все эти дни каких-либо дельных новостей. Также удивляемся, что уже более трех недель не имеем сведений от Черткова. Ведь небывало безобразные формы выпадов требуют и соответственных отражений. Иначе, если наши силы замолчат, то образуется какое-то неживое пространство. Тем любопытнее исследовать это нападение, что наша позиция в нем так безупречно и легко защищаема. Предположите на минуту, что какой-то журнал напечатает или обезображенный мой портрет, или подделанное мое письмо, или перепечатанную из других изданий статью; спрашивается, каким образом я могу отвечать за все эти подделки. Кроме того, где же это слыхано, чтобы не мои книги цитировались бы под моим именем. Во всех таких проделках чувствуется что-то злобно преднамеренное, и долг наших учреждений терпеливо и планомерно поражать и рассеивать эту тьму. Нам известно, что в Американском консульстве в Харбине переводилось резюме этих выпадов, в которых часто задевалось и достоинство Соединенных Штатов. Жаль, что не имею на руках тяньцзинской газетки, чтобы послать Вам. Вы бы очень поразились, узнав, что я «Тибетец с французским паспортом», а из фельетона «Каббала» узнали бы многое совершенно нелепое. Вчера в тяньцзинской газете «Наша Заря» были мои листы дневника «Светочи», вчера туда же по просьбе редакции был послан Рождественский листок «Священное Дерево». Воображаю, какую новую волну мерзкой клеветы возбудят эти, казалось бы, лишь человечески доброжелательные Записные листы.
209
Здесь: Рензо Савада.
210
«Двуглавый орел» – русский монархический журнал, издававшийся в Берлине (1920–1922) и в Париже (1926–1931) Высшим Монархическим Советом под руководством Н.Е. Маркова. Почти в каждом номере журнала была рубрика «Темные силы», где публиковались «разоблачения» современного масонства, к которому авторы причисляли и Христианский союз молодых людей, теософское общество и т. п.
Итак, будем всемерно отстаивать правду. Не сомневаюсь, что в этом случае, как и во многих других, торжество правды и справедливости будет блестяще.
15 декабря 1934 г.
Пекин
Прилагаю письмо к Черткову. Из него Вы видите мои соображения о происхождении явной несоизмеримости. Чтобы не повторяться, подчеркну только мое искреннее недоумение по поводу такой грубой несоизмеримости, чтобы кто-то ради малой шайки криминалов в трех сомнительных газетках рисковал мнением 86-ти разнообразных культурных учреждений. Совершенно недопустимо представить себе такую близорукость, чтобы предпочесть шайку заведомых криминалов столь многочисленным учреждениям по всему миру. А если мы к этим учреждениям добавим все академии и общества, избравшие меня членом, то более чем странно подумать о такой несоизмеримости, хотя бы с чисто практической для кого-то стороны. Надеюсь, что Сав[ада] вполне понимает эти обстоятельства и примет все меры, чтобы разъяснить кому следует, как действительно[об] стоит дело. Зачем кому-то жалеть впоследствии, если можно так легко исправить случившееся теперь же. Очень прискорбно, что среди всей прочей напряженной и спешной деятельности всем нам приходится уделять столько внимания и такому ненужно-мерзкому эпизоду. Но будем смотреть в сущность вещей и увидим, что каждая новая обработанная пашня принесет свою полезную жатву. При возрастающих размерах неизбежны чьи-то судороги зависти и ненавистничества. Мы опять слышали от одной приехавшей подтверждение, что мерзостный газетный выпад создал много сочувствия новых друзей – так оно всегда и бывает. Через полковника Бендерского (глава Общевоинского союза в Тяньцзине) я послал письмо и копию меморандума Архиепископу Нестору Полковник просил разрешить ему снять копию с этого меморандума и письма, чтобы прочесть кому-то из членов союза. Разрешаю ему это, ибо уверен, что он сделает это лишь в действительно полезных случаях.
Вы уже имеете теперь все газеты, и Сав[ада] может их видеть. Спрашивается, кто же будет ему переводить всю эту бесконечную гнусную белиберду?
Вчера вечером почему-то опять было 37 с хвостиком. Раздражение горла и насморк все еще продолжаются, несмотря на смазывания и полоскания. Стоят очень солнечные дни, и жаль сидеть дома. Имеем очень хороших посетителей.
16 декабря 1934 г.
Уже 14 декабря мы получили пакет из Вашингтона на Гонконг-Шанхайский банк, посланный из Америки 19 ноября. Надеялись еще вчера уже иметь что-либо от Вас через тот же банк. Ведь если из Вашингтона пакет уже мог дойти – тем более из Нью-Йорка. Будем надеяться, что завтра и от Вас будет что-либо. Посылаю Вам Записной лист «Опасность разрушений». Его можно поместить где-либо в местной прессе.