Дневник посла
Шрифт:
В отношениях великой княгини Елизаветы Федоровны с императрицей Александрой Федоровной не чувствуется сердечности. Основная причина или, по крайней мере, главный предлог их расхождения заключается в Распутине. В глазах Елизаветы Федоровны Григорий – не более как похотливый и святотатственный обманщик, посланец сатаны. Между обеими сестрами происходили по поводу него частые пререкания, которые не раз ссорили их между собою; они больше о нем не говорят. Другим поводом их несогласия служит взаимное желание превзойти одна другую в подвигах аскетизма и благочестия; каждая считает себя выше другой в знании богословия, в выполнении евангельских правил, в размышлениях о вечной жизни, в поклонении Христу. Впрочем, великая княгиня лишь изредка и на короткое время появляется в Царском Селе [7] .
7
Великая княгиня Елизавета была арестована большевиками весной 1918 года и интернирована ими в Алапаевск, небольшой городок к северу от Екатеринбурга. В ночь на 17 июля, через двадцать четыре часа после зверского убийства царя, царицы и их детей, она была забита до смерти прикладами винтовок, а ее тело было сброшено в шахту. Ее останки были извлечены из шахты через несколько недель, когда армия адмирала Колчака подошла к Уралу. После многих злоключений ее гроб был доставлен в Пекин: ему предстояло быть помещенным в русском женском монастыре Святой Марии Магдалины у Судных Врат в Иерусалиме. – Прим. авт.
Откуда явилось у великой княгини Елизаветы Федоровны и у ее сестры императрицы Александры это удивительное преобладание мистических черт? Мне кажется, что оно унаследовано ими от их матери, принцессы Алисы, дочери королевы Виктории, бывшей замужем с 1862 года за наследным принцем Гессен-Дармштадтским и умершей в 1878 году в возрасте 35 лет.
Воспитанная в самом строгом англиканизме, принцесса Алиса испытала вскоре после замужества странного рода страсть, вполне духовную и интеллектуальную, к великому тюбингенскому богослову-рационалисту, знаменитому автору «Жизни Иисуса» Давиду Штраусу, умершему четырьмя годами раньше нее. Под внешностью швабского мещанина и лишенного духовного сана пастора Давид Штраус скрывал душу романтика. Когда к нему только стала приходить слава, Давид Штраус испытал искушение любви; бастион его книг был недостаточен для того, чтобы спасти его от чар «вечной женственности». Одна девушка, которая не была ему знакома, но ослепленная его растущей славой, предложила себя ему, как Беттина фон Арним предложила себя Гёте. Он отнесся с уважением к этому наивному цветку, но, вдыхая его аромат, вкусил смертельный яд. Когда он вновь обрел самообладание, то смог сравнить себя с «факирами Индии, которые гордились тем, что о них шла слава как об обладателях сверхчеловеческих возможностей, благодаря героическому подавлению чувств, в то время как завистливые боги являли их взору образ женщины, чтобы отвратить их от веры». Через несколько лет другая чародейка вновь внесла беспорядок в его преданную науке жизнь. На этот раз это была не честная и искренняя немецкая лилия, но извращенное существо, Агнес Шебест, оперная певица, имевшая незаурядные таланты и яркую красивую внешность. Он страстно любил ее, настолько, что не представлял жизни без нее и, чтобы не лишиться женщины, женился на ней. Конечно, она, не теряя времени, стала изменять ему со страстным сладострастием и с бессердечной дерзостью, которые, казалось, только делали более яркой ее красоту. Поначалу он не хотел чему-либо верить. «Весь мир, – писал он, – называет меня легковерным. Но, возможно, я всего лишь раб». В конце концов он был вынужден признать, что его обманывали. После бурной сцены он прогнал грешницу и вернулся к своей работе.
Но испытав безумие страсти, он счел свою интерпретацию Священного Писания несколько безжизненной. Он не мог оставаться на одном месте, поскольку переживания его души заставляли его время от времени менять место жительства. Свою печаль он нес из Людвигсбурга в Штутгарт, из Гейдельберга в Кельн, из Веймара в Мюнхен, из Хайльбронна в Дармштадт. Историческая эволюция доктрины более не доставляла ему удовольствия; даже гегельянские мечты вызывали у него отвращение. В этом полнейшем духовном крахе его характер с каждым днем становился все более сварливым, его ирония – более едкой, его умение вести полемику – более уничтожающим. Уставший от жизни, от которой он ничего не ждал, он желал смерти.
Именно тогда он познакомился с принцессой Алисой. Он тотчас же приобрел над ней большое влияние. Глубокая тайна еще окутывает этот роман двух умов и двух душ, но нельзя тем не менее сомневаться, что он сильно смутил ее в ее верованиях и что она пережила ужасные потрясения.
Ее дочери могли от нее унаследовать склонность к религиозной экзальтации. Быть может, нужно также видеть в них действие атавизма гораздо более древнего, я нашел в числе их предков по женской линии имена святой Елизаветы Венгерской и Марии Стюарт.
Суббота, 3 октября
Великий князь Николай ведет подготовку к генеральному наступлению в Польше и Галиции. Военные операции будут развертываться из района Варшавы и протянутся до реки Сан и Карпат. Если они увенчаются успехом, то русская армия немедленно выйдет прямиком к Кракову и Бреслау.
Понедельник, 5 октября
В настоящее время император объезжает фронт боевых действий, чтобы воодушевить свои войска и принять приветствия.
По словам генерала Беляева, начальника штаба армии, великий князь Николай намерен осуществить предстоящее наступление самым решительным образом и с предельной силой «в надежде покончить с войной одним мощным ударом».
Четверг, 8 октября
Наступление русских имеет широкий характер и проходит по всей линии фронта. Ожесточенное сражение идет от места слияния реки Бзура с Вислой, в 60 километрах к западу от Варшавы, до верховья реки Сан, то есть до северной цепи Карпат. Таким образом, линия фронта наступления протянулась на более чем 400 километров.
Транспортные операции, предшествовавшие этому обширному наступлению, были проведены очень четко и организованно.
Одновременно русские войска добились блестящего успеха на границе с Восточной Пруссией, между Сувалками и Августовом.
Воскресенье, 11 октября
Граф Иосиф Потоцкий, приехавший вчера из своего имения Антонины на Волыни, был приглашен на завтрак в посольстве.
Он сообщил мне по секрету о разочаровании его польских соотечественников: «Манифест от 16 августа вселил в нас большую надежду. Мы посчитали, что Польше предстоит возродиться… Когда манифест был выпущен, то я приказал, чтобы священник зачитал его в церкви. Мы все залились слезами; я плакал как ребенок. Но мы уже чувствуем, что русские пытаются уклониться от своих обещаний. Они хотят дать нам понять – и потом это будет их оправданием, – что манифест был подписан великим князем, а не императором; что это был жест военного начальства, но не акция верховной власти. Несомненно, они станут прибегать к другим уловкам. И во всяком случае, эти торжественные обещания обусловлены завоеванием прусской Польши! Вы действительно думаете, что русская армия когда-либо возьмет Позен? Со времени мобилизации прошло семьдесят пять дней, и русская армия всего лишь вышла к Висле! Во всяком случае, русские не смогут выстоять против немцев. Я просто не смею сказать вам всё, что я предвижу… Нет! Нет! Пока еще очень далеко до дня возрождения Польши!»
Я постарался сделать всё, чтобы воскресить его веру: «Обещание возродить Польшу было клятвенно заверено перед лицом Европы. Могу заверить вас, что оно было личным намерением императора… Несомненно, реакционеры тайно работаю над тем, чтобы манифест от 16 августа оставался мертвой буквой; мне часто сообщают об их интригах. Но их намерения слишком очевидны. Выступая против реставрации Польши, они просто пытаются расчистить дорогу к примирению между Россией и Германией. Тем самым вся политика альянса оказывается вовлеченной в решение этой проблемы. И в этом вопросе император никогда не отступит. Союзники проследят за этим, если в этом возникнет необходимость… Что же касается ваших предчувствий в отношении хода военных действий, то я рассматриваю их как эмоциональное впечатление, а не как обоснованную точку зрения. Эта война будет очень долгой и очень упорной, но наша победа станет близка, если мы проявим настойчивость и лояльность».
Он скептически пожал плечами, и затем мы говорили о неблагоприятном положении, в котором в настоящее время оказалось большинство польских семей.
«Прежде всего, – заявил он, – следует отметить, что война в основном проходит на польской земле. Наши города, поля и имения подвергаются опустошению, поджогам и грабежам с обеих сторон! Но это не всё. Из-за раздела Польши эта война приводит к ужасающим результатам. Посмотрите на мою семью! Я являюсь русским подданным; мой брат – подданный Австрии. Один из моих шуринов является немецким подданным, а другой – русским; все мои двоюродные братья и племянники оказались в силу наследственной необходимости разбросанными по трем государствам. Хотя мы принадлежим к одной и той же национальности, но мы обречены на гражданскую войну!»
В этот вечер в Мариинском театре давали балет Чайковского «Лебединое озеро», красочное и поэтичное произведение высоких симфонических качеств. Зал театра был заполнен блестящей публикой, как это бывало на абонементных представлениях в довоенные времена.
Предполагает ли это, что русское общество безразлично к войне? Конечно нет. На полях сражения русские офицеры демонстрируют изумительный дух напористости и героизма. В прифронтовых перевязочных пунктах прекрасные представительницы высшего общества соревнуются друг с другом, проявляя отвагу, стойкость и преданность делу. Повсюду в стране общественная благотворительность проявляет беспрецедентную активность. Со всех сторон широким потоком поступают подарки, особенно анонимные, которые почти всегда оказываются самыми большими по размеру. По всей империи общественная деятельность для раненых, больных, нуждающихся и беженцев продолжается в самых изобретательных формах. Рассматривая русский народ в целом, следует отметить, что его социальная и патриотическая солидарность представляет собой то, что можно было бы пожелать. Нет никакого основания для обвинения его в том, что он не принимает всерьез то тяжкое испытание, которому подвергается будущее нации. Но было бы бесполезно просить их обойтись без театров, музыки и балетов. Так же бесполезно было бы просить испанцев отказаться от боя быков. И раздумья, которым я сегодня предавался, наблюдая за блестящей публикой Мариинского театра, не касались только высших и состоятельных классов населения, ибо и более дешевые ложи были набиты до отказа. Каждый вечер многочисленные театры Петрограда полны, также как и театры Москвы, Киева, Казани, Харькова, Одессы, Тифлиса и других городов России.