Дневник посла
Шрифт:
– О! Это в самом деле очень интересно!.. Вы сами имели возможность заметить это?
– Всего лишь позавчера. Это случилось утром в день моего отъезда, когда я прогуливался по территории имения. Я встретил очень старого крестьянина, давно потерявшего своего единственного сына. Его два внука находятся в армии. Не дожидаясь моих вопросов, он по собственной инициативе заявил, что очень опасается, что война не будет доведена до победного конца, что ненавистный немецкий род не будет уничтожен и что зловредная сорная трава немца не будет вырвана с корнем из русской земли. Я похвалил его за проявленный патриотизм и за то, что он понимает тот риск, которому подвергаются два его внука, его единственная опора в жизни. На что он ответил: «Послушайте, барин. Если, к несчастью, мы не одолеем немца, то он заявится сюда; он станет править всей Россией и тогда запряжет вас и меня, да-да, вас также, в свой плуг!..» Вот так думают наши крестьяне.
– Они рассуждают здраво, во всяком случае, в символическом смысле.
Четверг, 24 сентября
Я провел беседу с министром земледелия Кривошеиным, чей личный авторитет, ясный ум и политические таланты, судя по всему, завоевали высокую степень доверия и благосклонности к нему со стороны Николая II.
Вчера он долго совещался с императором, которого нашел в отличном расположении духа. Во время беседы его величество мимоходом заметил: «В этой войне я буду сражаться до победного конца. Для того чтобы сломить сопротивлении Германии, я готов исчерпать все свои ресурсы; если это будет необходимо, то я отступлю до самой Волги».
Царь также заявил: «Начав эту войну, император Вильгельм нанес ужасный удар по принципу монархизма».
Суббота, 26 сентября
В соответствии с обещанием, полученным мною от императора 15 сентября, русская армия готова возобновить наступление в направлении Берлина из района Бреслау. Вся подготовка к наступлению завершена, и кавалерийский корпус в составе 120 эскадронов уже направлен на передовые позиции вместе с подкреплением в виде подразделений пехоты.
По этому вопросу генерал де Лагиш пишет мне следующее из Барановичей:
«Я получил официальное обещание, что они не позволят себе отклонения от прямого наступления на Берлин за счет продолжения похода на Вену. Я могу заверить вас, что не раздается ни одного голоса, придерживающегося иного мнения; все как один требуют наступления на Берлин. Австрийцы теперь уже никакие не противники; мы единодушно бросаемся в бой против Германии, полные желания поскорее покончить с ней. Меня до глубины души трогает то, с каким волнением русское военное командование относится к намерениям Франции и к ее страстному желанию добиться успеха в войне. Всё делается с единой целью оправдать наши ожидания, которые мы возлагаем на нашего союзника. Это меня весьма поразило».
Воскресенье, 27 сентября
Я завтракаю в Царском Селе у графини Б., сестра которой очень хороша с Распутиным. Я спрашиваю ее о «старце».
– Часто ли он видит императора и императрицу со времени своего возвращения?
– Не очень часто. У меня такое впечатление, что их величества держат его в стороне в данный момент… Послушайте, например: третьего дня он был в двух шагах отсюда, у моей сестры. Он при нас телефонирует во дворец, чтобы спросить у госпожи Вырубовой, может ли он вечером посетить императрицу. Она отвечает, что он сделает лучше, если подождет несколько дней. По-видимому, это было ему очень досадно, и он тотчас же покинул нас, даже не простившись… Недавно еще он не стал бы даже спрашивать, можно ли ему прийти во дворец: он прямо бы отправился туда.
– Как объясняете вы это внезапное изменение?
– Тем простым фактом, что императрица отвлечена от своих меланхолических мечтаний. С утра до вечера она занята своим госпиталем, своим домом призрения трудящихся женщин, своим санитарным поездом. У нее никогда не было лучшего вида.
– Действительно ли Распутин утверждал государю, что эта война будет губительна для России и что надо немедленно же положить ей конец?
– Я сомневаюсь в этом… В июне, незадолго до покушения на него Гусевой, Распутин часто повторял государю, что он должен остерегаться Франции и сблизиться с Германией; впрочем, он только повторял фразы, которым его с большим трудом учил старый князь Мещерский. Но со времени своего возвращения из Покровского он рассуждает совсем иначе. Третьего дня он заявил мне: «Я рад этой войне; она избавила нас от двух больших зол: от пьянства и от немецкой дружбы. Горе царю, если он согласится на мир раньше, чем сокрушит Германию».
– Браво! Но так же ли он изъясняется с монархами? Недели две тому назад мне передавали совсем иные слова.
– Может быть, он их говорил… Распутин не политический деятель, у которого есть система и программа, которыми он руководствуется при всех обстоятельствах. Это мужик, необразованный, импульсивный, мечтатель, своенравный, полный противоречий. Но так как он, кроме того, очень хитер и чувствует, что его положение во дворце пошатнулось, я была бы удивлена, если б он открыто высказался против войны.
– Находились ли вы под его очарованием?
– Я? Совсем нет! Физически он внушает мне отвращение: у него грязные руки, черные ногти, запущенная борода. Фу! Но все же, признаюсь, он меня забавляет. У него необыкновенное вдохновение и воображение. Иногда он очень красноречив, у него образная речь и глубокое чувство таинственного…
– Он действительно так красноречив?
– Да, уверяю вас, у него иногда бывает очень оригинальная и увлекательная манера говорить. Он попеременно фамильярен, насмешлив, свиреп, весел, нелеп, поэтичен. При этом – никакой позы. Напротив, неслыханная бесцеремонность, ошеломляющий цинизм.
– Вы удивительно его описываете.
– Скажите мне откровенно: вы не хотите с ним познакомиться?
– Конечно нет! Это бы меня слишком скомпрометировало. Но прошу вас, держите меня в курсе его поступков и выходок, он меня беспокоит.
Понедельник, 28 сентября
Я рассказываю Сазонову то, что графиня Б. мне вчера говорила о Распутине.
Его лицо искажается судорогой:
– Ради Бога, не говорите мне об этом человеке. Он внушает мне ужас… Это не только авантюрист и шарлатан – это воплощение дьявола, это антихрист.
О Распутине сложилось уже столько мифов, что я считаю полезным записать несколько достоверных фактов.
Григорий Распутин родился в 1871 году в бедном селе Покровском, расположенном на окраине Западной Сибири, между Тюменью и Тобольском. Его отец был простой мужик, пьяница, вор и барышник; его имя – Ефим Новых. Прозвище Распутина, которое молодой Григорий вскоре получил от своих товарищей, является характерным для этого периода его жизни и пророческим для последующего; это слово из крестьянского языка, произведенное от слова распутник, которое значит «развратник», «гуляка», «обидчик девушек». Часто битый отцами семейств и даже публично высеченный однажды по приказанию исправника, Григорий нашел со временем свой путь в Дамаск.