Дневник проказника (др. перевод)
Шрифт:
Я начал учиться географии. Там сказано, что земля круглая, но я этого не вижу. У нас в классе стоит большой глобус. Его можно поворачивать. Мне нужно вырезать из него кусок ножом, потому что мне давно хочется знать, пустой ли он в середине. Я учусь также и арифметике. Забавная книга. Там сказано, что если у Джона 7 змеев, а у Чарльза вдвое больше, то у него 14, а это ведь слишком много для мальчика, разве только будет сильный ветер и веревки развяжутся. В марте как раз время пускать змея. Но если я останусь здесь, то боюсь, что у меня не будет на это охоты.
Вареный рис с сиропом лишает всех сил. Здесь
Бетти всегда говорит, что пятница несчастный день, мне кажется, это правда. Все мальчики теперь ужинают, кроме меня. Я не получу ужина. Грустно быть наказанным в первую же неделю в школе. Если какой-нибудь мальчик изо всех сил старался не делать того, чего не хотел, то я этот мальчик.
Прихожу к заключению, что я несчастливец. Может быть, если бы я был глух и нем и ничего не видел, со мной не приключалось бы столько историй.
У профессора Питкинса насморк. Только и слышно, как он чихает и чихает; но он надел на себя большой красный шелковый носовой платок, и это все-таки лучше, чем ничего. Мисcис Питкинс все еще в постели, но она посылала за мной и еще раз сказала, что я скверный, скверный мальчик. Мне хотелось бы, чтобы она сказала мне что-нибудь новое. Она плакала, точно у нее зубы болели, когда говорила мне, что боится, как бы профессор не умер.
Я сказал:
— Если он умрет, то школу закроют и меня отошлют домой.
«О, радость, радость!» — как поют дети.
Она сказала:
— Ты маленький бессердечный чертенок!
Мне кажется, что я не бессердечный, если хочу домой. А с профессором дело было вот как: вчера, час спустя после чая, я пошел в столовую посмотреть, не забыла ли служанка вынести пирожное. Там было очень тепло, потому что они живут в этой комнате. Профессор Питкинс лежал, растянувшись на диване за печкой, с книгой, которой он не читал, потому что крепко заснул. Мисcис Питкинс не было, потому что она лежит с тех пор, как села на пол. Мы были совсем одни. Пирожное было заперто. Я подошел ближе к мистеру Питкинсу, чтобы посмотреть, почему он так смешно храпит. Я не боялся, ведь он крепко спал. Сначала я думал, что у него болит что-нибудь: он так храпел, будто льют воду из бутылки и в то же время свистят.
Вдруг я заметил, что верхняя часть его головы немножко отвалилась. Я сперва испугался, потому что думал, что он от этого умрет. Я побежал наверх к Джеку Бансу и рассказал ему. Джек сказал:
— Э, да он носит парик.
Я спросил его, что это такое, парик? Он сказал, что это то, что срезают индейцы, когда снимают с человека скальп.
Реклама! Реклама! И. Бернхэм. Шиньоны. Парики. Локоны. Цена от 6 долларов, в зависимости от цвета и размера. Специальная маска (с изготовлением) — от долларов. Всевозможные товары для волос, а также косметика и проч. Оплата наложенным платежом.
Я спросил:
— Разве профессора Питкинса скальпировали?
Он сказал, нет, но это бы следовало; потому что профессор такая дрянь, что скальпирование еще слишком хорошо для него.
Джек был так занят латинским уроком, что я пошел назад в столовую. Ножи лежали на столе, по одному у каждой тарелки. Я взял один ножик и подкрался к профессору тихо, как мышь. Я провел ножом вокруг его головы, как, я читал, это делают краснокожие — и снял с него скальп, очень медленно, чтобы он не проснулся.
Потом я на четвереньках пополз по ковру, точно по траве. Он не проснулся; я проскользнул в холл, вскочил и побежал в длинную комнату, где учились мальчики.
— Ух, ух! — вопил я, но не смел кричать слишком громко. — Я снял с него скальп! Если бы у меня был пояс, я бы привесил к нему скальп!
Ну, и подняли же мальчишки гвалт!
— Ура, да здравствует Жоржи!
— Тебя исключат!
— Профессор страшно рассердится!
— Как это ты посмел?
— Спрячь его, Жоржи!
— Покажи, как он выглядит!
Япоказал парик всем. Нас это страшно забавляло. Я примерил его и все остальные его тоже надевали. Потом его снова надели на меня, поставили меня на высокий стол и закричали: «Читай лекцию, Жоржи!». Я заложил руку за спину, точно профессор, откашлялся и сказал:
— Гм! Я хотел бы сегодня обратить ваше внимание на царство животных, которые бывают различных размеров и видов. Слон, например, гораздо больше блохи, но блоха превосходит его в прыганье. Я бы не хотел, чтобы слон прогуливался по моей спине, когда я сплю. Господа, не буду вас более задерживать сегодня, потому что знаю, что вам хочется: забросать снежками Жоржи Гаккетта, самого маленького ученика в этой школе.
Потом они помогли мне сойти. Джек Банс шепнул мне, чтобы я вернул парик; я ответил, что хочу это сделать. Но как раз, когда я скатывался, по перилам, профессор очень быстро вошел в холл. Я, право, не мог остановиться. Носок моего башмака попал ему прямо в рот и зубы его выпали. Это уже было совсем глупо. Я не знал, что его зубы могут выпасть, да и не виноват в этом. Пока он поднимал свою фальшивую челюсть, я побежал наверх, в комнату и поскорее бросил парик в печку, потому что профессор был так сердит, что я не мог решиться сказать ему, что срезал парик с его головы. Сверху его голова выглядела, как яйцо страуса, которое привез мой двоюродный брат. Он спросил меня, где его парик. Я спросил его, не думает ли он, что виновата кошка. Он стал так трясти меня, что я заплакал, а потом сказал, что, может быть, индейцы вздумали снять с него скальп, когда он спал.
О, как мрачен был его взгляд!
Он созвал всех мальчиков. Ни один не мог сказать ему, куда девался его парик. Я сказал: может быть, крысы утащили его в норку. Он приходил все в большую ярость, а потом начал чихать. Когда я услышал, что он чихает, мне стало жалко, что я сжег его парик. Я не знал, что взрослый человек так легко может получить насморк. Я сказал ему, чтобы он лучше лег в постель и положил на голову горчичник. Он сказал, что если бы это не случилось так скоро после праздников, то он закрыл бы школу, такие несносные мальчишки заслуживают наказания. Он почти уверен, что это сделал я; он скоро это узнает, и тогда — горе виновному!