Дневник сломанной куклы
Шрифт:
Ася покорно написала ему все, что просил, с указанием времени, на которое назначен каждый визит. Но предупредила:
– Вообще-то за такие звонки мне могут отказать. Эти дамы не любят, чтоб беспокоили.
– Это еще почему?
– Ну, как... Тебе бы понравилось, - пришел, допустим, водопроводчик, чинит унитаз, ты ждешь, чтоб поскорее, а ему тут супруга названивает. Где, дескать, мой Вася, чем там у вас занимается?
Владимир буркнул что-то, взял листок, спрятал. Но пока не звонил ни разу. Зато опять завел моду ждать Асю вечером у подъезда. И она прямо с ума сходила, если долго нет автобуса, а ловить
Как-то не выдержала, зашла к его врачу в диспансер. Ведь улучшений-то нет. Может быть, надо положить в клинику? Все же наблюдение, лекарства...
А врачиха так спокойненько, с прищуром, и заявляет:
– Между прочим, ваш муж предупреждал, что вы придете просить о госпитализации. Чтобы он не мешал вашей личной жизни. Дело, конечно, ваше, но для госпитализации оснований не вижу, общественной опасности он не представляет. Так что без его согласия - не имею права. А вам советую поводов не давать, не усугублять. Гуманней нужно быть с больным человеком.
Теперь Ася жила в ужасе, что докторша обязательно скажет Вовке, мол, жена хочет от него избавиться. Страшно себе даже представить!
Однако в новогоднюю ночь все как раз было тихо и мирно. Володя пил шампанское, причем в самую меру, зато бесконтрольный Славик выдул чуть не целый пузырь лимонада. Говорили за столом, главным образом, об уходе президента, все, кроме деда, жалели. Мог бы доработать до срока, что мешало? А как еще будет с этим, новым, неизвестно.
– Тем более он из органов, - сказала Лидия Александровна.
– Нет. Ельцин правильно поступил. По-мужски, - возразил дед.
– Не можешь работать - уйди, не маячь. Можешь - работай хоть до ста лет. Другое дело, что президентский срок так и так кончается. А новый... По делам узнаем его. Так вас в церкви учат, а, Лида?
Только пробило двенадцать, подняли бокалы - звонок. Катюшка: "Пью с вами вместе. Слышите - бокал в руке, стучу о трубку?" Поговорила сначала с дедом, потом с матерью, Асей и напоследок - с братом. Славка к тому времени заснул, и его унесли в дедову комнату.
– Уговаривает приехать. Просто - мертвой хваткой, - сказал Владимир, возвращаясь за стол. Вид у него был довольный.
– Сказала, не приедешь, помру с тоски.
– А поезжай!
– обрадовалась Лидия Александровна.
– Хоть отвлечешься.
– От чего это я должен, интересно, отвлекаться?
– Мать имеет в виду, развлечешься, повидаешь другую страну. Вон - Дима говорит - чудо света.
Ася раньше всех заметила - муж начинает заводиться.
– Да я бы, конечно, съездил. Отчего же... Только на какие шиши? Катюха, понятно, говорит - отец оплатит. Как ребенок! Сколько можно его доить? И так уже... Я ей - приезжай сама. Хотя бы ненадолго. А она - визы ни за что не дадут обратно вернуться. Русских туда сейчас пускать не любят. Это я, кстати, сам слышал.
– А куда - любят?
– усмехнулся дед.
– Я другой такой страны не знаю. Хорошо себя аттестовали. Вечно побираемся, выпрашиваем кредиты, а у самих спеси выше крыши. Чуть чего: "Я те щас - бомбой!"
– Папа, а почему ты не пригласил к нам своего Андрея?
– спросила Лидия Александровна, у которой политика вызывала головную боль. Все равно ничего от нас не зависит, так чего мусолить.
– Ты же сам говорил -
– Это как сказать. У человека есть дама сердца.
– Интересно, что это за дама такая? Тоже какая-нибудь... без ноги? Или со стеклянным глазом?- с неожиданной злобой вдруг сказал Владимир.
– Наоборот! Очень даже симпатичная особа. И все при ней, не только руки с ногами.
– Почему же они не поженятся?
– спросила Ася, робко посматривая на Владимира, который мрачно что-то такое жевал. И тотчас прокляла себя за этот вопрос, потому что дед ответил, что у дамы, к сожалению, имеются муж и дети, так что о браке речи нет.
Ну, дед! Он про Асину жизнь всего не знает, вот и говорит что придется, да еще так браво усмехается - мол, знай наших! А Володя сразу аж побледнел:
– Ага. Ясненько. У бабенки, значит, семья, а она от живого нормального мужа - к увечному? Называется - извращенка.
Тут, слава тебе Господи, телефон опять зазвонил. Зинаида, соседка. Никогда не звонила, а тут:
– С Новым всех вас годом, веком и тысячелетием! Всем - всего самого наилучшего! Как там наша Катенька?... Ах, звонила, поздравляла... Это, я понимаю, - родственная, за тысячи килуметров звунит, и деньги, небось, не малые, в долларах. Ну, что скажешь... Она у вас всегда была воспитанная, внимательная. Везет некоторым. А мой с проституткой связался, просто зла не хватает... Ну, это уж не телефонный разговор. А у вас, наверное, дым коромыслом? Вся семья в сборе?
– Да нет. Уже спать собираемся, - сказала соседке Лидия Александровна поспешно. Не скажи, та возьмет и явится, к тому клонила. А тут и без нее ходишь как по бритве...
Все-таки прошло без скандала - и слава Богу. Мирно попили чаю с Асиным тортом, и они с Вовой ушли домой, оставив Славку спать. В прихожей Владимир подал жене пальто. Пронесло.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
"Вот - пишу опять после довольно большого перерыва. Придется со скорбью признать: я, как сказала бы мама, маюсь от безделья. Причем все вокруг только и думают, как бы меня развлечь, привлечь и отвлечь. Раньше у меня было железное оправдание - болезнь, увечье. А что теперь? Крепкая, в основном, девица, живу тут, у Рут с Мышей, как в санатории. Поправляю да поправляю здоровье - за их, между прочим, счет. А они не богачи, и, по-моему, с деньгами у них сейчас неважно, хотя мне об этом никто не говорит и ни за что не скажет. Подозреваю: плата за одну мою операцию - нечто чудовищное.
А так - что? Вот, начались занятия в университете.
Недавно посетила мощно разрекламированную лекцию о творчестве Бродского. Читал ее (по-русски, слависты должны знать русский) гость из России, какой-то крайне неряшливый поэт, имя которого я слышала в первый и, надеюсь, в последний раз. Начал он, впрочем, с сообщения, что имеет всемирную известность. Потом приступил к лекции. И мало того, что шепелявил и брызгал слюной, это не вина, а беда, но он о Бродском ничего практически не сказал, все о себе да о себе, обожаемом. Как Бродский любил его стихи и знал их наизусть. Бывало, в каждом письме умоляет - пришли да пришли что-нибудь новенькое. Потом начал, завывая, читать эти свои гениальные стихи. Некоторые были ничего, но уж больно похожи на Бродского, другие - не похожи ни на что вообще. Впрочем, может, он новатор, а я серость.