Дневник. Поздние записи
Шрифт:
— Юра, тебе самому-то не надоело? — устало спросил шеф. — Раз в неделю ты стабильно просишь меня сослать ее куда-нибудь от тебя подальше.
— Ну переведите меня! — крайне эмоционально воскликнул Немаляев.
— Может быть, ты мне скажешь, что не так?
— Я не могу работать, — заявил он отчаянно, и кресло скрипнуло под его весом. — Мои мысли крутятся вокруг нее весь день. Вы бы знали, что мне снится! И вообще у меня дома уже стопка газет, где она в потрясающих платьях обнимается с тем… брюнетом. И я не могу перестать об этом думать, какое-то наваждение.
— Дружеский тебе совет,
— Думаете я до этого сам не додумался?
— Хм, ладно. Тогда поговори с ней. Она нормальная адекватная девчонка.
У меня вспотели ладони, коридор был вопиюще пуст, и я не только не могла уйти сама, меня даже прогнать было некому.
— Адекватная? Она любовница человека, который олицетворяет чуть ли не все худшее, что есть в этом городе. Отмывание через собственный банк грязных денег. Контрабанда оружия. Спекуляция фондового рынка. Подставные выборы. Коррупция в рядах чиновников… — Да, без романтического ореола все выглядело и впрямь не слишком красиво, но мне было поздно об этом задумываться. — А ей плевать. Это по-вашему определение адекватности?
— В отличие от тебя, Немаляев, мне нет дела то парней, с которыми эта девчонка спит, — хмыкнул большой босс. — И переводить ее я не собираюсь.
— Да, вы правы, пойду к ней и сообщу, что не против с ней переспать. Записать вам на диктофон, как далеко она меня пошлет или на слово поверите?
Тон Немаляева практически уверил меня в собственной непрошибаемой стервозности. Интересно, если бы он пришел ко мне с таким заявлением, что бы я ему ответила? Даже самой любопытно. Ко мне еще никто с такими заявлениями не приходил. Я не стала дослушивать и ушла на обед на десять минут раньше. Алекс появился, когда я уже с самым задумчивым видом жевала жареные грибы.
— Где витаешь? — спросил он, изучая устройство солонки, в которой не оказалось то ли соли, то ли незабитых дырок. В общем исполнять собственное предназначение она отказывалась.
— Лучше не спрашивай, — буркнула я.
— И все же.
— С тобой бывало такое, что ты не мог работать из-за какой-нибудь женщины?
Не удержав злополучную солонку, Алекс поднял на меня глаза и удивленно произнес:
— Какой оригинальный вопрос. По-моему с профессиональной деятельностью у тебя все в норме.
— Я не о себе.
— Конечно, — хмыкнул он. — А о ком?
— Неважно. Что ты ходишь вокруг да около, Алекс. Да или нет?
— Допустим да, что дальше? — постаравшись подойти к ситуации максимально беспристрастно, то есть не выцарапать никому глаза, я продолжила свой импровизированный соцопрос:
— И что ты делал?
— Либо ты мне сейчас же скажешь в чем дело, либо ищи новую тему для разговора, — мрачно буркнул он.
— Ладно, — сдалась я. — Я нечаянно подслушала один разговор. — Даже не пытаясь не краснеть, закрыла руками лицо и продолжила. — Где один человек сказал, что из-за меня не может работать.
Я немножко раздвинула пальцы, чтобы увидеть реакцию Алекса. Уголок его губ неумолимо полз вверх. Это меня разозлило:
— Не вздумай начать смеяться!
— Но это забавно.
— Ничего забавного в этом нет! — я оторвала руки от лица
Я знала, что разговор глупый, и заводить его не стоит. Я знала, что после всего, что у нас с Алексом было, неправильно рассказывать ему о других мужчинах… не знаю, может быть я надеялась на вспышку ревности, наверное так, вот только ее не последовало.
— Смотря чего ты сама хочешь от этого человека. Он тебе нравится?
— Не думаю, он странный. Симпатичный, но странность определенно перевешивает.
И вдруг Алекс мрачно улыбнулся и уткнулся взглядом в тарелку.
— Да это и не важно. Он не подойдет ко мне на пушечный выстрел.
— Неужели, — без интереса сказал он.
— Конечно нет, ведь я официально числюсь в числе твоих подружек.
Мы встретились глазами. Это был момент истины. И два варианта развития событий: либо он мне скажет, что хочет, чтобы так и было, а я ему, что хочу, чтобы нас было только двое, а не двое плюс сколько-то из газеты, либо отойдет в сторону, и я буду точно знать, что надеяться мне не на что. Я, конечно, уповала на первый вариант, в конце концов эта поездка в Мюнхен была такой замечательной… Только прозвучало нечто совершенно третье:
— Тебе это не нравится?
— Быть в числе твоих подружек? — переспросила я. — Но ведь это вранье, Алекс. Пойми, ты мне очень дорог, ты и сам знаешь, но с текущим раскладом какие у меня шансы на личную жизнь?
Боже. Это звучало совсем не так, как должно было. И Алекс явно тоже понял все неверно. А потому взяла слово снова:
— Алекс, я всего лишь хочу понять мы вместе или нет? Я хочу знать нужно ли мне ждать тебя, потому что если нет… я… я устала от одиночества, я устала от неизвестности. Мне кажется, что я уже целую жизнь одна…
— Одна? — переспросил он с вежливым бешенством.
— Ты хочешь сказать, что ты со мной?
— Ты хочешь скандала?
— Я пытаюсь просто поговорить. Когда-то это должно было случиться.
Некоторое время он смотрел на меня. И весеннее солнце светило так ярко, что его волосы казались почти пепельными. В его глазах было такие странное выражение, не знаю, как его можно описать. Там было слишком много. И гордость, и грусть, и восхищение, и все на свете. А потом он сказал:
— Карина, ты можешь делать все, что хочешь.
Он ничего мне не предлагал. Ничего не обещал. Я не смогла бы это с него выбить. А потому я встала из-за стола, бросила пару купюр и вышла из кафе.
Стоило постучать в дверь, как желание сдаться позорным бегством достигло апогея. Но голос Немаляева заставил остаться на месте. Я зашла в его кабинет и плотно закрыла дверь. В руках у меня была папка с документами, которая служила скорее прикрытием, нежели действительно необходимыми бумагами. Он стоял около книжного шкафа, ко мне спиной и просматривал какую-то папку. Я прислонилась к двери, так как боялась упасть, дожидалась, когда он повернется. Немаляев явно дожидался, а он явно намеревался дождаться, когда я положу документы на стол и исчезну. Когда через две минуты этого не произошло, он обернулся и понял, что я не просто так приклеилась к месту.