Дневник. Поздние записи
Шрифт:
— Алекс, скажите, пожалуйста, о причинах повышения ставок кредитования? Это связано с нововведениями в законодательстве?
— Бесполезно было бы отрицать, что ставка рефинансирования… — зажурчал его мягкий, такой знакомый и далекий голос. Казалось, меня ударили в живот. Одно дело ходить по улицам, видеть похожих на него людей и искать различия, повторяя, что он далеко, что его нет, но здесь… но в данный момент я знала, что он где-то в городе, что чувствует себя хорошо, что выступает на радио, даже смеется вместе с ведущим, но мне он не звонит. Не помнит. Не ходит по улицам, обращая внимание на проблески рыжих
Я постаралась скрыть свое замешательство, про себя начала петь песню, но поскольку кроме скорпионс на ум ничего не шло, я дослушала в молчании интервью с Алексом и заставила себя продолжить делать пометки на бумаге. В тот день я впервые поняла, что мир без Алекса существовать не может, а раз я живу в том же мире, мне придется терпеть случайные встречи и эфиры и знать, что даже если я больше над ним не властна, в обратную сторону это не работает.
Как-то раз после работы я решила заскочить в тир Коршуна. Мы с ним замечательно посидели за чашечкой чая. И не знаю почему, наверное на эмоциях, но я вдруг захотела рассказать о Бенжамине Картере. Что-то было между ними общее, и я не о возрасте. Оказалось, я попала пальцем в небо.
— Ну и что? — спросил вдруг Коршун.
— В смысле?
— Он дал тебе множество дельных советов, Карина. Но ты им не следуешь.
— То есть?
— Посмотри на себя, — изогнул он бровь. — Сергей Елисеев придрался к тому, что ты девочка с улицы, а ты молча проглотила и все. Не борешься за предоставленный тебе шанс.
— Я не понимаю тебя, — покачала я головой.
— Можно не принадлежать к высшему обществу, но сделать так, чтобы об этом никто не узнал. И Бенжамин Картер в мягкой форме рассказал тебе о том, чего тебе недостает. А ты этого даже не поняла.
— Посмотри на меня, ну разве я светская дама? — я рассмеялась и стряхнула пепел с сигареты.
— Знаешь, компания завзятых бильярдистов, конечно, веселая, мне эти ребята тоже симпатичны. Но ты говоришь так, словно Алекс их продал и предал, а на самом деле он бы, думаю, предпочел их общество всем Лиурманам мира. Просто это не его потолок. Иногда приходится двигаться дальше. И тебе тоже.
Я сглотнула.
— Зачем? Кроме Алекса меня ничто с миром больших шишек не связывает!
— А также кроме меня и Бенжамина, который явно считал, что тебя ждет иное будущее. Если не хочешь, конечно, это другое дело, но у тебя море возможностей, которыми, на мой взгляд, воспользоваться стоило бы. Нужно просто попросить.
Я некоторое время молчала. Принадлежать к миру Алекса. Никогда больше не услышать того, о чем мне говорил Сергей. Это было невероятно заманчиво.
— То есть ты мне поможешь? — подняла я глаза на Коршуна.
— Да.
С тех пор мы с Коршуном стали видеться чаще. Он знал много языков и интересовался искусством. Я и не подозревала, какой простушкой являлась в сравнении с ним. Он прекрасно разбирался в театре, кино, концертной музыке, балете, опере, посетил множество картинных галерей, выставок, музеев и так далее. Просто он был одиноким волком и предпочитал наслаждаться всем наедине с собой. Он не кичился своим воспитанием, он не попрекал этим людей. И я, наконец, узнала, почему он держал обычный среднестатистический тир. А причина была веселой до невероятия. Главной страстью Коршуна были охота и оружие. Отсюда и прозвище. Его знакомые прекрасно
Несколько раз Коршун приглашал меня развлекать его иностранных партнеров. Я не знала, чем они занимаются, и не стремилась узнать, так как в подобных компаниях меньше знаешь — здоровее будешь. Сначала мне попадались только англоговорящие личности, затем, когда я, последовав совету Бенжамина, немножко подучила языки, несколько раз присутствовала при визитах французов и немцев. Навряд ли я решилась бы открыть при них рот, если бы не Коршун, который мне здорово помогал.
— Почему ты решил, что это мое? — однажды спросила его я. — Я даже в малолетстве о подобном не мечтала. И, если честно, подобная жизнь наводит на меня тоску!
— Знаю. На меня тоже. Но если хочешь чего-то добиться, недостаточно блюсти только собственные интересы, — фыркнул Коршун.
Я долго размышляла над его словами, размышляя над тем, куда на самом деле ведут уступки в угоду обществу.
Но однажды днем все изменилось. К нам в отдел влетел взбешенный Немаляев и ядовито произнес:
— Карина Алексеевна, к вам посетитель. — Думаю все дело в том, что ему не понравилась роль провожатого. На мгновение я подумала, что это Алекс. Я всегда так думала, когда происходило нечто неожиданное. Однако то был не он. А Коршун. Я устыдилась испытанного разочарования, а потому переборщила с радостью от его вида.
— Добрый день, — воскликнула я, поднимаясь. Но он моей радости явно не разделял. Не обращая внимания на четырех наблюдателей, подошел ко мне, взял за плечи и заглянул в лицо, привлекая внимание.
— Так, ребенок, есть проблемы, — без приветствия сказал он, я напряглась. — Помнишь ребят-американцев, которые прилетали на прошлых выходные? Ты еще была на приеме… — я кивнула, конечно, помнила. — Мы согласовали часть дел, но теперь им требуется мой ответный визит, и я улетаю, — прямо и сухо сообщил он.
— Надолго? — расстроилась я.
— Несколько недель, — без обиняков признался он.
— Хорошо. Ладно, — пожала я плечами.
— Не ладно, Орлова! Сегодня утром при взрыве пострадал Виктор Граданский, и причины неясны. Будут копать, а ты уже была у них на мушке, и я понятия не имею, что теперь будет делать Константин…
— Это дело рук Елисеевых?
— Я не знаю. Мы друг перед другом не отчитываемся. Я не могу просто пойти и спросить.
— Я больше Граданским не нужна. С Алексом меня больше ничего не связывает!
— Ты что, дура? — ехидно поинтересовался Коршун. — Да ты по гроб жизни из этого дерьма не выберешься. Каждый, кто захочет добраться до Елисеевых, сначала постучится к тебе. У тебя на лбу мишень.
— Граф Оксаков, вы выражаетесь как сапожник, — попыталась пошутить я, чтобы не выдать степень собственного испуга. Он, однако, юмора не оценил, а потому я спросила другое: — Виктор… жив?
Не знаю, как Коршун истолковал мой вопрос, но ответил предельно честно и без наездов.
— В реанимации.