Дневник. Поздние записи
Шрифт:
— Алекс, идите отсюда, тут полно конфиденциальных данных, вы как юрист должны это понимать.
— Да, знаю, — вздохнул тот и повернулся ко мне. — Карина, ешь. Я уверяю тебя, это вкусно. Инна заказывала. — Я моргнула, встретившись с ним взглядом, и действительно взяла вилку. — Я заеду за тобой к шести.
А затем он поцеловал меня в висок, попрощался до вечера и ушел.
— Обаятельный ублюдок, — выразил Слава общую мысль.
— Не то слово, — вздохнула Жанна. — Теперь понятно, что ты в нем нашла, — сообщила она мне.
Я не хотела с ней говорить, отвернулась к монитору, ни на мгновение
Глава 9
Утро. Звонок в дверь и тут же звук открываемого замка. Я встала с кровати, накинула короткий шелковый халат и вышла в гостиную. Там привычно стоял Алекс и рассматривал фотографии на стенке.
— Доброе утро, — поприветствовала его я.
— Тебе не кажется, что неплохо бы все-таки вставить когда-нибудь мою фотографию в пустую рамку? Или я до сих пор подлец и мерзавец? — Он провел пальцами по осколку стекла.
— Хорошо, я вставлю.
За тот месяц, что прошел после прихода Алекса ко мне на работу, он стал мне необходим, как воздух. Я больше не знала, как без него жить. Я никак не могла оправиться от смерти отца и взять под контроль собственную жизнь. Этим занимался Алекс. Он говорил мне куда идти, что надеть, что сказать… И так получилось, что за всем этим он потерял ко мне интерес. Наши отношения напоминали скорее опекунство, нежели нечто иное. Я боялась посмотреть правде в глаза и признать, что он всегда становился для меня тем, в ком я нуждалась… а на этот раз нуждалась я в отце. И получила его. Но потеряла любимого. Мне казалось, что огонек желания пропал из его глаз навсегда. Наверное, так бывает с супругами после двадцати лет совместной жизни: ты знаешь, что больше никому не надо ничего доказывать, вы итак все время вместе.
Романы он крутил на стороне. Наша «полигамия» стала темой сезона. Писаки стерли до основания карандаши, а у фотографов закончилась пленка. Алекс в компании двух девушек, Алекс в компании одной полураздетой девушки, Алекс, выходящий из подъезда девушки с красноречиво лохматой прической, но довольным видом… Алекс неизменно выходящий из лифта с Кариной Орловой в обнимку.
Большей мерзости, чем те газетные заголовки, трудно было даже вообразить.
— Завтра сорок дней по твоему папе, — напомнил Алекс, лениво оглядывая мои непричесанные волосы. Мне тут же захотелось их пригладить, потому что сам он выглядел безупречно. И того же требовал от меня.
— Я помню, — сухо ответила я. Алекс поджал губы, будто ему мой ответ не понравился, однако вслух недовольство не высказал.
— Пойдем собираться.
Алекс взял расческу и стал меня причесывать собственноручно, тогда как я наработанными годами движениями наносила на лицо макияж. Говорят, что нельзя позволять мужчине видеть процесс преображения, может быть, мне стоило выгнать его, оставить запертым место, где не существует никого, кроме меня, но я этого не делала. То ли в отместку, то ли в доказательство, что все это не имеет значения. Он любил накрашенных и ухоженных женщин. В первое время моего оживления он занимался в основном моим внешним видом. Какой ужас. Но ему все удалось блестяще. Я выглядела, скорее всего, даже лучше чем до своей личной трагедии.
Алекс поставил передо мной коробочку. Аквамариновые серьги, простые, безыскусные, но восхитительные именно этим. Он снова начал дарить мне подарки, казалось, для него это что-то значило.
— Они изумительны, — я встала со стульчика около трюмо и обняла Алекса. Его руки скользнули по моей талии, и через мгновение я снова сидела на стульчике и убирала волосы так, чтобы чуть приоткрыть уши. В моем шкафу, еще с австралийских времен заполненном шарфиками, я запросто нашла шейный платок точь в точь под цвет серег. Синие джинсы, кофта цвета фукси, желтые ковбойские сапоги. В лифте Алекс внимательно изучал мой внешний вид.
— Ты красивая, — изрек вердикт Алекс.
— Я знаю, — кивнула я.
Для того, чтобы устроить поминки по собственному отцу я зашла к Немаляеву в кабинет, прикрыла дверь и поздоровалась:
— Входите, Карина, — вздохнул Юрий Дмитриевич так тяжело, будто одно лишь мое присутствие его безумно раздражало.
— Завтра поминки папы. Можно отпроситься?
— Идите, — отмахнулся он и задумчиво добавила вдруг: — Только удовлетворите мое любопытство, Карина, каково это?
— Что это?
— Это. — И протянул мне газету.
Из разряда тех, что я за версту обходила. На первой полосе фото, где Алекс в расстегнутой рубашке пытается захлопнуть дверь машины от репортеров, за талию при этом обнимает девушку, которая старательно прикрывает обнаженную грудь рукой, прячет лицо, а юбка задралась так, что даже пояс чулок можно разглядеть.
— Так каково это по ночам лежать и думать о том, что ваш мужчина с очередной эээ…
— Шлюхой, Юрий Дмитриевич, — подсказала я. Он, наконец, взглянул на меня. — Не знаю, — честно ответила я, но тогда вдруг впервые стало больно. Я очнулась? Он не мой, не принадлежит мне, хотя с первого взгляда казалось, что все иначе. — Можно идти?
— Да, Карина, идите, — разочарованно произнес он.
Ясно. Снова втоптали в грязь.
По случаю официального снятия траура меня заставили сходить повеселиться. Я была уверена, что это отвратительно, но Лариса пообещала, что обидится, ведь я итак ей ничего не сказала. Пришлось долго краситься и наряжаться. Потому что в клубе Алекса меня все знали, а появляться в чем попало не хотелось. Компания, как оказалось, была более многочисленной, чем я полагала. И не все из них знали, кто я такая и откуда взялась. Здесь были три незнакомых мне парня, новый друг Ларисы и две девушки, судя по голодным взглядом, не состоящие в романтических отношениях. Выпили немного, но я давно не пила, и мартини быстро ударило в голову. Кажется, не только мне, потому что один из незнакомцев вдруг начал лезть к мне с беседами.
— А я тебя в газете видел, — воскликнул парень, опасно покачнувшись в мою сторону, а затем не очень благообразно ткнул в меня пальцем. — Ты там была… с ним! — И указал куда-то вправо. Алекс? В клубе? Я повернулась и увидела его в компании двух девиц, каждая из которых была такая же дохлая, как я, только ростом с Алекса. С одной из девушек Алекс самозабвенно целовался, а рука другой прочно покоилась под его рубашкой. И тут на меня рухнул потолок. Все эмоции этого месяца, казалось, решили атаковать разом. Раздираемая адскими когтями ревности, я вздрогнула всем телом и дрожащей рукой плеснула себе еще мартини.