Дневник
Шрифт:
Этот голос, жалующийся на автоответчике Питера, он говорит, что у него была кухня с газовой плитой. Встроенная духовка (с двумя отделениями) в одной из стен. Большой двудверный холодильник.
Слушая, как он стонет, твоя жена Мисти Мэри кивает головой – да, много чего здесь раньше было по-другому.
Раньше можно было попасть на паром, просто вовремя явившись в гавань. Он ходит каждые полчаса, на материк и обратно. Каждые полчаса. Теперь ты становишься в хвост. Ты ждешь своей очереди. Торчишь на автостоянке с толпой пришельцев, сидящих в сияющих спортивных машинах, которые пахнут далеко
У тебя уходит все утро только на то, чтоб убраться с острова.
Раньше ты могла войти в гостиницу «Уэйтенси» и занять столик у окна, никаких проблем. Раньше ты никогда не видела мусора на острове Уэйтенси. Или транспорта. Или татуировок. Пропирсенных ноздрей. Шприцов, вымываемых прямо на пляж. Липких использованных кондомов в песке. Рекламных щитов. Названий корпораций, написанных где ни попадя.
Мужчина в Оушен-Парке, он сказал: стена его столовой – сплошные идеальные дубовые панели и обои в синюю полоску. Плинтус, рейка для подвешивания картин и лепнина по своду потолка идут непрерывно, без единого шва, от угла до угла. Он стучал, и стена – монолит, сухая штукатурка на деревянном каркасе. В середине этой совершенной стены – вот где, он клянется, раньше была дверь на кухню.
По телефону, оушен-парковский мужчина говорит:
– Может быть, я ошибаюсь, но в доме должна быть кухня? Ведь так? Разве этого нет в «строительных нормах и правилах», или как их там?
Дама в Сивью недосчиталась своего бельевого шкафа, только когда не смогла найти чистого полотенца.
Мужчина в Оушен-Парке, он рассказал, как достал штопор из буфета в столовой. Он пробуравил маленькую дырочку там, где ему помнилась кухонная дверь. Он достал из буфета нож для стейка и несколькими ударами чуть расширил отверстие. У него есть маленький фонарик на цепочке для ключей, и он прижал щеку к стенке и заглянул в проделанную им дырку. Он прищурился, и в темноте была комната со словами, написанными вдоль и поперек стен. Он прищурился, дал глазам привыкнуть, и там, в темноте, он смог прочесть лишь обрывки:
– …только ступите на этот остров, и вы умрете… – гласили слова. – …бегите как можно быстрее из этого места. Они убьют всех детей Божьих, если так нужно будет, чтобы спасти их собственных…
Оттуда, где должна была быть его кухня, слова гласили:
– …все вы убиты…
Мужчина в Оушен-Парке говорит:
– Вам бы лучше приехать и посмотреть, что я тут нашел.
Его голос на автоответчике говорит:
– Вам стоит приехать хотя бы из-за почерка.
28 июня
Столовая в гостинице «Уэйтенси», ее зовут «Столовой Дерева и Злата» из-за ореховых филенок и мебели, обитой золотой парчой. Каминная полка вырезана из ореха, а подставка для дров в камине сделана из полированной латуни. Ты обязана поддерживать огонь, даже когда с материка дует ветер; тогда дым дает задний ход и выкашливается наружу из пасти камина. Копоть и дым сочатся в залу, вынуждая тебя вытащить батарейки из всех детекторов дыма.
Каждый раз, когда кто-нибудь просит столик девять или десять – тот, что возле камина, – а потом поднимает сучий скулеж из-за дыма и из-за того, как тут все-таки жарко, тебе нужно выпить. Просто глоточек, сойдет что угодно. Кухонное вино вполне сойдет для твоей бедной толстухи-жены.
Это один день в жизни Мисти Мэри, королевы рабов.
Еще один самый длинный день в году.
Это игра, в которую может сыграть кто угодно. Это просто Мистина персональная кома.
Пара порций спиртного. Пара таблеток аспирина. Повторить.
В «Столовой Дерева и Злата», напротив камина, окна смотрят вниз, на береговую линию. Половина шпатлевки высохла и затвердела, раскрошилась, пока стылый ветер не засвистал внутрь сквозь щели. Окна потеют. Сырость скапливается на стеклах и стекает вниз, в лужу, пока пол не пропитывается насквозь, а ковер не начинает смердеть, как кит, выброшенный на пляж и провалявшийся там две последние недели июля. Вид за окном: горизонт загроможден рекламными щитами с теми же торговыми марками фаст-фудов, солнечных очков, теннисных туфель, которые ты видишь на обломках, что отмечают линию прилива.
Оседлавших каждую волну, ты видишь их – окурки.
Каждый раз, когда кто-нибудь просит столик четырнадцать, пятнадцать или шестнадцать, что возле окон, а потом принимается жаловаться на промозглый сквозняк и на вонь от болотистого, мокрого ковра, когда они ноют, прося другой столик, тебе приходится выпить.
Этот летний народ, их Священный Грааль – идеальный столик. Жреческий трон. Позиция. Место, где они сидят, всегда хуже, чем то, где их нет. Тут такая толкучка, что пробираясь через столовую, ты получаешь под дых локтями и тазовыми костями. Тебя шлепают кошельками.
Прежде чем мы двинемся дальше, у тебя может возникнуть желание надеть какую-нибудь дополнительную одежду. Накопить в организме побольше витаминов группы «В». Может, обзавестись дополнительными мозговыми клетками. Если ты читаешь это на публике, прервись, пока на тебе не окажется твое самое лучшее нижнее белье.
И даже еще раньше тебе может захотеться подать заявку на пересадку донорской печени.
Ты видишь, к чему все это ведет.
Именно к этому привела вся жизнь Мисти Мэри Кляйнман.
Имеется бесконечно много способов самоубийства, не влекущего немедленной смерти.
Каждый раз, когда некая дамочка с материка заходит в столовую с группой своих подружек – все они стройные и загорелые, и все они вздыхают по поводу деревянных панелей, белых скатерок, хрустальных ваз, наполненных розами и ветками папоротника, по поводу антикварного столового серебра, – каждый раз, когда кто-нибудь говорит: «Ну, вам стоит подавать вместо телятины тофу! [2] » – опрокинь рюмку.
2
популярное японское кушанье, творог из неперебродивших соевых бобов, с мягкой консистенцией, похожий на сыр.