Дневник
Шрифт:
Написанная круг за кругом вдоль по стенам, это всегда одна и та же гневная тирада. Во всех этих да иных домиках. Написанная по большой спирали, что стартует с потолка и штопором спускается к полу, оборот за оборотом, так что приходится встать в центре комнаты и вращаться на месте, чтобы прочесть ее, вращаться, пока не закружится голова. Пока не станет дурно. В свете фонарика с кольца для ключей, слова гласят:
– …убиты, несмотря на все ваши деньги и положение в обществе…
– Смотрите, – говорит она. – Вон ваша газовая плита. Именно там, где вы думали.
И она отступает
Каждый подрядчик, говорит ему Мисти, обязательно подпишет свою работу. Отметит свою территорию. Отделочники напишут что-нибудь на бетонном полу, прежде чем положить паркет из твердого дерева или подкладку для ковра. Они напишут на голых стенах перед тем, как наклеить обои или выложить плитку. Это то, что находится внутри стен каждого дома, эта память – рисунки, молитвы, фамилии. Даты. Капсулы времени. Или, что хуже, вы можете обнаружить свинцовые трубы, асбест, токсичную плесень, неизолированную проводку. Опухоли мозга. Бомбы замедленного действия.
Доказательство того факта, что ни одна инвестиция не останется вашей навечно.
Об этом вам не очень хочется знать – но забыть вы не смеете.
Энджел Делапорте, его лицо прижато к дыре, он читает:
– …Я обожаю свою жену, и я обожаю свою дочурку…
Он читает:
– …Я не увижу, как вы спихиваете мою семью все вниз и вниз по общественной лестнице, вы, низменные паразиты…
Он напирает на стену, его лицо перекошено от усилий, и он говорит:
– Этот почерк просто неотразим. Например, как он пишет букву «б» в «убиты» и «жирную ебучую тупицу» – верхний хвостик настолько длинный, что нависает над остальной частью слова. Это значит, что на самом деле он очень любящий мужчина, защитник.
Он говорит:
– Видите «к» в словах «парочка дохлых карпов»? То, что передняя ножка слишком вытянута, показывает, что он чем-то обеспокоен.
Вбуравливаясь лицом в дыру, Энджел Делапорте читает:
– …Остров Уэйтенси убьет детей Божьих всех до одного, если так он сможет спасти своих собственных…
Он говорит, заглавные Я такие узкие и острые, что это доказывает: у Питера живой и цепкий ум, но он до смерти боится свой матери.
Его ключи звенят, он шарит в темноте лучом фонарика, и он читает:
– …Я танцевал с вашей зубной щеткой, затолкав ее в свой грязный анус…
Его лицо отдергивается от обоев, он говорит:
– Да, это моя газовая плита, все в порядке.
Он выпивает остаток вина и с бульканьем, громко, полощет им рот. Он глотает его и говорит:
– Я знал, что у меня есть кухня в этом доме.
Бедняжка Мисти, она говорит, что ей очень жаль.
Она вскроет ломом дверной проем. Мистер Делапорте, он, вероятно, хочет пойти и почистить зубы. Да, и, возможно, вколоть себе сыворотку от столбняка. И, может, немного гамма-глобулина в придачу.
Мистер Делапорте одним пальцем трогает большое мокрое пятно рядом с дырой в стене. Он поднимает свой бокал ко рту и пьяно обнаруживает, что тот пуст. Темное, мокрое пятно на синих обоях, он трогает его. Потом корчит мерзкую
– Надеюсь, мистер Уилмот надежно застрахован и долги его обеспечены облигациями.
– Мистер Уилмот уже несколько дней лежит без сознания в больнице, – говорит Мисти.
Выудив пачку сигарет из кармана купального халата, он вытряхивает одну наружу и говорит:
– Значит, вы теперь управляете его интерьерной фирмой?
И Мисти пробует засмеяться.
– Я жирная ебучая тупица, – говорит она.
И мужчина, мистер Делапорте, говорит:
– Прошу прощения?
– Я миссис Питер Уилмот.
Мисти Мэри Уилмот, изначальный склочный сучий монстр, во плоти. Она говорит ему:
– Я работала в гостинице «Уэйтенси», когда вы позвонили утром.
Энджел Делапорте кивает, глядя на свой опустевший бокал. Стекло запотело и заляпано отпечатками пальцев. Он поднимает бокал между ней и собою и говорит:
– Вы хотите, чтобы я сделал вам выпить?
Он смотрит туда, где она прижималась лицом к стене его столовой, где она позволила одной слезе вытечь, испачкав его обои в синюю полоску. Влажный отпечаток ее глаза, «гусиные лапки» вокруг ее глаза, ее круговая мышца глаза за решеткой. Все еще держа незажженную сигарету в одной руке, он берет в другую свой белый махровый пояс и трет им слезную кляксу. И он говорит:
– Я дам вам книгу. Называется «Графология». Ну, понимаете – психоанализ по почерку.
И Мисти, которая некогда вправду думала, что Уилмот-хаус, шестнадцать акров на Березовой улице, означают счастливую жизнь до глубокой старости, она говорит:
– Вы хотите, может быть, снять дом на лето?
Она глядит на его бокал и говорит:
– Большой старый каменный дом. Не на материке, а на острове?
И Энджел Делапорте, он оглядывается через плечо на нее – на Мистины бедра, потом на груди под розовой униформой, потом на ее лицо. Он щурится, слегка качает головой и говорит:
– Не беспокойтесь, у вас волосы не очень седые.
На его щеке и виске и вокруг его глаза – белая пыль штукатурки.
И Мисти, твоя жена, она протягивает ему руку, растопырив пальцы. Повернув ладонь кверху – кожа красная и шершавая, – она говорит ему:
– Эй, если вы не верите, что я – это я, – говорит она, – понюхайте мою руку.
30 июня
Твоя бедная жена, она мчится из столовой в музыкальную гостиную, хватая на лету серебряные канделябры, маленькие золоченые каминные часы и статуэтки из дрезденского фарфора, и набивает ими наволочку. Мисти Мэри Уилмот, отбарабанив утреннюю смену, ныне грабит огромный Уилмот-хаус на Березовой улице. Как будто она – богом проклятый взломщик в своем собственном доме, Мисти грабастает серебряные портсигары, табакерки и коробочки для пилюль. С каминных полок и тумбочек она собирает солонки и безделушки слоновой кости. Она волочит по дому наволочку, тяжеленную и дребезжащую соусниками из позолоченной бронзы и вручную расписанными фарфоровыми тарелками.