Дневник
Шрифт:
24 янв. Днем на ул. Грицевец. Привез подарки Тане и дал 20 р. на часики. И оставил 100 р. денег. # (…) # «Книжное дело» закончилось тем, что подсудимой женщине Ш. дали 6 лет и больше никого не привлекли. (…) # Рассказывают, что делать обыск у Якира приехали на легковушке, но пришлось вызывать грузовик — так много забрали документов. Будто бы 3 тысячи штук. Был обыск у Кима[46] и еще у 6–7 человек. Все это, конечно, округлено и преувеличено. ##
27 янв. (…) # С интересом прочитал в «Нов. мире» и повесть Быкова, и воспоминания М. Шагинян, и А.Л. Пастернака[47]. Вот, все изменилось в журнале — и редколлегия, и редакционный аппарат, а журнал по-прежнему остается лучшим из наших «толстых» журналов. (…)
30 янв. (…) # Со всех сторон твердят, что обыск у Якира продолжался 18 часов. Еще был обыск у Ю. Кима и у некоего молодого человека Генкина[48], приятеля сына Закса[49]. #
5 фев. (…) # Зарубежное радио сообщает, что будто бы 30 дек. на Политбюро (откуда это известно?) стоял вопрос о ликвидации периодики самиздата,
9 фев. В первый раз смотрю репетицию — прогон 3-й картины[51]. (…) # По просьбе Симонова[52] говорю несколько слов похвальных актерам. Русланова[53] (прелесть!) уже со мною кокетничает. (…)
13 фев. [по «Маяку»] объявили «Фантазия на музыку из “Давным-давно”». Пели И. Архипова и какой-то баритон, хорошо играл оркестр. # Слушал с удовольствием и подумал — по какому-то боковому ходу ассоциаций — о том, что моя сила в лирической хвале жизни и не нужно мне писать проблемных пьес. И «Молодость театра» ведь — то же… #
21 фев. (…) # В Москве сейчас Генрих Белль. Вокруг него идет свистопляска. Соревнуются: леволиберальный дом Копелевых, праволиберальный: Мельникова и Черной[54] и стараются не спускать глаз искусствоведы в штатском: Стрженевский и Брейтбург[55]. На днях Стрженевский упустил Белля. За ним в гостиницу неожиданно приехали от Солженицына и увезли в то время, когда Стрж. сидел в номере. (…)
23 фев. (…) # Сегодня в «Лит. газете» письмо в редакцию В. Шаламова. А только вчера я послал ему записку с предложением встретиться в воскресенье. Любопытно, что заставило его так написать? Беспричинно это не делается. Он не член Союза, и там давление на него оказать вряд ли могли. Но его книжка стихов в плане «Сов. пис.». И все же меня это письмо удивило. В нем говорится, что «проблематика “Колымских рассказов” снята жизнью»[56]. # (…) # 80-летие К. Федина. Он неуважаем среди писателей. Во многих историях — от Синявского до Солженицына — он вел себя трусливо и недостойно. Юра[57] поместил в «Лит. России» восторженную заметку о нем[58]. Он спросил, читал ли я ее. Я ответил, что не стал читать, так как не люблю Федина. Он был смущен. Это я еще мягко сказал. # Юра очень нервничает из-за критики повестей. Я был бы рад таким отзывам, но ему хочется официальной славы, начальственного одобрения. Вероятно, это влияние Левы Гинзбурга[59], который вибрирует от любых приливов и отливов в уловлении конъюнктуры. # (…) # В статьях о Юриных повестях в № 2 «Вопросов литературы» В. Соколова и Синельникова есть верные замечания, но главное не сказано[60]. Их сюжеты рассматриваются как отклонения от некой несуществующей нормы жизни, как аномалии: отсюда рассуждения об «отрицательности». ##
25 фев. (…) # Юра говорит, что статья о нем в Литгазете заказана Бровману. [см. ниже зап. от 8 марта] #
26 фев. Еще одно письмо от Е.Р. Симонова. [о новых купюрах в репетирующемся спектакле] (…) # Сегодня в ЦТСА идет «Давным-давно», а через неделю по ТВ снова показывают «Гусарскую балладу». #
28 фев. Вчера[61]утром у меня один за другим — Миша Шульман[62] и Борис Натанович [Ляховский]. # У Миши несчастье — жену кладут в больницу с диагнозом: рак. # В 2 часа еду к Шаламову. Он рассказывает мне историю своего письма в редакцию. Как я и думал, у него заблокировали книгу стихов в «Сов. пис.» и цикл стихов в «Лит. газете». При выяснении причин узнает, что все упирается в Союз писателей. Он не член Союза. Разговор с Марковым. — Мы вас примем, но вот вас все печатают за рубежом. Мы знаем, что вы сами не передаете, что это делается без разрешения, но напишите мне об этом, а я покажу это письмо в приемной комиссии… В.Т. написал, Марков передал письмо, выбросив обращение и один абзац, в «Лит. газету». Но В.Т. ни о чем не жалеет и настроен задорно. Он хочет вступать в Союз. Вся беда в его полной оторванности от литер. среды и общей ситуации, с которой он не мог соразмерить своих поступков. И он искренне не понимает, как его письмо могут повернуть против Максимова, например, Каржавина или еще кого-то. В.Т. даже не знал об исключении Галича. Но я не стал ему этого объяснять. Мне стало очень жалко его, и я виню и себя в том, что, хорошо относясь к нему, редко с ним встречался, — в сущности, он жил в полной изоляции, усугублявшейся его глухотой и болезнями, бедностью и пр. # Его комната, где уже довольно много книг. Он умело покупает новинки: показывал мне новую интересную книгу Э. Бурджалова о Февр. Революции[63]. И снова рассказы о Колыме. О смерти Арк[адия] Добровольского[64], которого хорошо знал и Шульман. Тот умер в Киеве в инвалидном доме, куда его водворила его последняя жена, киевская поэтесса Костенко[65]. Чем-то неуловимо его комната, хотя она и довольно большая, напоминает кабинку лагерного придурка[66]. [!] # От Шаламова еду к Гариным[67]. # Э.П. плох — таким я его еще не видел. (…) # Ухожу ночью, еду домой на «леваке». Грустно. Жалко Гариных, жалко Шаламова, и себя тоже немного жалко. Тепло. Тает. ##
29 фев. Умер А.М. Ходурский[68], юбилей которого праздновали в конце декабря на 600-м «Давным-давно». # Вчера днем в ЦДЛ. Обедаю с Абрамовым (переводчиком) и Медниковым[69]. (…) # Медников спрашивал меня, правда ли, скоро будет мой «юбилей». Я сказал, что не хочу никакого «юбилея». Из Союза не раз звонили Тоне [жене АКГ] о том же, о чем она позвонила Ц.И. [Кин][70] #
1 марта. (…) # Рассказ В.Ш. о том, что Н. Дементьев[78], поэт, был троцкистом и его самоубийство с этим связано. Ш. даже утверждает, что он застрелился в тот момент, когда за ним пришли. Это было в начале 1936 года. Но тогда как раз была передышка между волнами арестов 1935 и конца 1936 гг. Кроме того, будь за ним нечто эдакое — это могли ему припомнить посмертно в разгаре 1937 г. Было же подобное с секретарем Аджарии… забыл фамилию…[79] Пастернак написал на смерть Дементьева стихи и напечатал их в апреле 1936 года в «Знамени»[80]. И все же что-то такое тут есть. Не понимаю, как я в свое время пропустил стихи о смерти поэта. Я был оглушен событиями с расколом среди хмелевцев[81], влюбленностью и — даже пил… # В Москве все с удовольствием пересказывают историю, как в Болшевском доме творчества киноработников критик Р. Юренев[82] получил две пощечины от жены актера Анненкова. Он грубил официантке и довел ее до слез. Этот Юренев в одной статье написал, что А. Гладков «использовал в сценарии “Гусарской баллады” мотивы популярной комедии», не сказав, что комедию-то тоже написал А. Гладков, и давая простор для догадок, что он что-то тут у кого-то заимствовал. Дерьмо с ученой степенью. # Собирался поехать на похороны Ходурского, но с утра расстройство желудка. Это бывает у меня редко, и я пугаюсь. И думать нечего о том, чтобы выйти… # Милый Ходурский! Вот кого я с удовольствием встречу на том свете! Он написал мне на юбилейной «600» афише всего месяца два назад: «Дорогого Александра Константиновича поздравляю! Люблю, целую! Антоний Ходурский». Это был любимый мамин актер и особенно в моем Нурине. # В 9 часов по «Нем[ецкой] волне» передали из Лондона, что там достоверно известно, что в Москве готовится суд над престарелым писателем В. Максимовым… # Третьего дня в ЦДЛ после обеда мы пили кофе с Левой и с Боборыкиным[83] и в это время пришел Максимов и присоединился к компании, сидевшей за соседним столиком в углу прибуфетного зала. Я с ним полу — знаком, т. е. нас когда-то знакомили, но потом мы почему-то перестали здороваться. Когда мы уходили, Лева подошел к нему и спросил полушутя, когда же того станут прорабатывать в Союзе, а Максимов ответил, что это не так важно, а куда важнее найти еврейскую невесту (т. е. эмигрировать). Его и Каржавина недавно вызывал Ильин[84]. Оба держались дерзко, будто бы. # Версия Б.Н. о возможной судьбе Галича. Доведут до матер. трудностей, потом дадут работу и одновременно постараются завербовать. Это возможно. ##
2 марта. (…) # (…) Индия и Бангла-Деш наши единственные друзья в Азии. В Иране расстреляли 6 коммунистических лидеров. Весь мир говорит об этом, а наша печать набрала в рот воды. # (…) # Слух о возможности высылки за границу Солженицына. Он идет от его приятеля Л. Копелева. # (…) # Прочитал в «Театре» новую пьесу Арбузова «Этот старый, старый дом». (…) Я предпочитаю такие пьески его надуманным и претенциозным «главным» пьесам вроде «Выбора»[85]. Это почти ремесленно, но уж лучше такое ремесло, чем безвкусные и неумные комедийки Рязанова и Брагинского[86]. # Их последний сценарий «Старики-разбойники» глуп, неправдоподобен, мелок, несмешон. Только реномэ удачливости заставило его утвердить и печатать. # А ведь Рязанов способный человек! # (…) # Премьера, как ни верти, через три недели. Столько ждал и — как-то перегорело. И еще эти последние споры с Е. Симоновым… # Март! Мой месяц! # Посмотрим! ##
6 марта. Утром заходит Лева. У него папка с письмами Паустовского к Фраерману[87]. В них два пронзительно-умных наблюдения: уничтожающее о К. Симонове (1942) и, увы, о Гайдаре в Ялте (1938 г.). В связи с Симоновым он говорит о «военном карьеризме», о «добыче счастья и чинов» во время народной трагедии; о Гайдаре сокрушается о его пьянстве, из-за которого тот деградирует. Он заключает: «по-моему, Гайдар уже конченный человек». # Вечером в ЦДЛ на обсуждении юриных повестей (…) # Неприятный осадок после разговора с А. Рыбаковым о Шаламове. [Рыбаков] считает теперь Шаламова «негодяем»[88]. (…) # Послезавтра «женский день». Ночью улицы уже полны пьяной молодежью. Подвожу девушку, пьяную, с разбитым лицом и почему-то с острой болью вспоминаю Э. #
7 марта. (…) # Бибиси передало сегодня «Завещание Надежды Мандельштам». (…) # Я не ответил на письмо из ЦДЛ о праздновании моего «юбилея». В Союзе я не персона-грата и почестей по третьему разряду не хочу. (…) ##
8 марта. В «Лит. газете» статья Бровмана[89] об юриных повестях (…). # Дела его хороши, но он нервен и неудовлетворен. Ему хочется и официальной признанности. Я ему объясняю, что нельзя одновременно и писать правду, и желать всеобщего восхищения. Он умный человек и это понимает, но нуждается в напоминании. #