Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
Много он рассказывал о партизанах. В Белоруссии их — сотни тысяч. Сейчас немцы ведут отчаянную компанию против них — брошены многие дивизии, прочесывают леса. Положение партизан осложняется тем, что они отягощены целыми селами, следующими за ними — с детьми, стариками, бабами, коровами. Когда наши войска подходили к Рогачеву — навстречу им вышла партизанская бригада Падаляна (комиссар у него — Рутман). 4000 партизан образовали коридор, через который вышли 11 000 жителей, шедших с ними.
Каждый отряд имеет рацию, связанную с партизанским штабом БССР. На местах действуют обкомы, райкомы, диверсионные группы. Одна из таких групп убила наместника Гитлера по БССР. Он был разорван минами на своей постели в Минске. Две девушки, которые сделали это, — здесь. Вот бы дать их рассказ! Но еще время не пришло. Партизаны издают газеты, листовки и даже журналы. Несколько районов в тылу — советские.
— Вы поймите наше положение, — смеется Горбунов. — Из 200 районов БССР сейчас освобождены 40. По площади это около одной четверти, на занятой территории мы ведем пропаганду — все разрушать, здесь — все строить, восстанавливать.
(Пришлось прервать запись — где-то рядом бомбили, над нами немцы. Вышел, пролетели, пишу дальше).
Тепло он говорил о Заслонове (о нем писал Виленский) — беспартийном инженере, талантливом организаторе партизанской и диверсионной борьбы. Он погиб в стычке, посмертно ему присвоили звание Героя СС. Начальником штаба у него был Родионов. И вот, ЦК узнает, что Родионов был принят Гитлером, получил от него орден с мечами, возглавил русскую дивизию. Изменник! Так и считали. Как-то командир одной бригады сообщает, что Родионов прислал к нему посредников и собирается всей дивизией перейти к партизанам: — как быть? Собрали бюро ЦК. Уже было известно, что Родионов выдавал себя за немца Поволжья, и что, мол, его настоящая фамилия Гиль. Немцы так и писали Гиль-Родионов. Решили — принять. Родионов перешел к партизанам, отправил на «большую землю» в самолете связным своего начальника штаба — власовского генерала (между прочим, по всем данным власовцы сейчас уведены с советского фронта и брошены в Албанию и Югославию. Там за них спокойнее!). Переход был полнейшей неожиданностью для немцев. Они бросили туда четыре дивизии, но успеха не достигли. Как после выяснилось — Заслонов поручил Родионову эту роль. Сейчас Родионов отмечен орденами, и верный кандидат в Герои.
Немало говорили о работе в освобожденных областях. Население не уверено, что ему будет за работу при немцах. Линия — если работал просто, чтобы не умереть с голоду — ничего. Конечно, никаких кар и женщинам, жившим с немцами. Очень возрастает роль судебных органов, но они спят. Очень нужны справочники о законах — тут их все позабыли.
Сейчас немцы спешно создали Белорусское правительство — Белорусскую Раду. Во главе — Островский, привезенный белоэмигрант из Берлина. Пробовали создать национальные части — перешли к нам с оружием. Но с поляками отношения весьма жесткие. Об этом мы решили еще поговорить.
Два штриха, рассказанные Горбуновым. В одном селе учительница ничем себя не скомпрометировала, но когда немцы приезжали в село — переводила их речи и требования. Сейчас село освобождено, идут занятия. На уроке иностранного языка она спрашивает ученика: — Зачем надо знать язык? — Для того, чтобы переводить немцам! — ответил тот. Полные слезы.
Весной прошлого года Горбунов ездил на Калининский фронт. Остановились в одном селе ночевать. Хозяева — старуха и дочь. Самовар. Горбунов приглашает к столу, первой идет дочь. — Прочь, блядь! — кричит старуха. С немцами еблась, а за один стол с командирами сесть хочешь!
Вчера вечером сели играть пред-отъездную пульку: я, Хват, Киселев, Стор. Кончили в 4 утра. Я продул 150 руб. Сел на мизере, и вообще дико не шла карта. Последняя игра была замечательно интересной. У меня — 4 бубны, 4 пики и король черв с маленькой. Объявляю 6 бубен, ход мой. По первому ходу Стор бьет короля пик. Оказалось, у него 4 бубны, 4 трефы и две червы, у Хвата — 4 пики, 2 трефы, 4 черви. Мельница! Сел без двух. Великолепный расклад!
Левка сегодня уехал в Москву поездом. Остался я один в комнате. Непривычно, одиноко. Вечером был в бане, сейчас ложусь спать.
13 марта.
Погода шалит. Несколько дней было тепло и говорила весна. Вчера весь день и сегодня ночь шел снег. Сегодня — солнце. К вечеру тучи, ветер. Тьфу!
Вчера вечером инструктор 7-го отдела майор Владимир Борисович Розенфельд — очень интеллигентный и вдумчивый человек — делал международный обзор. Собрались работники 7-го отдела и два работника комсомольского, остальные, видимо, не интересуются или считают: свой докладывает, что ж тут может быть интересного?
А обзор был интересным. Розенфельд считает, что мы реально накануне открытия второго фронта. Все материально-технические предпосылки уже созданы, об этом же говорят и высказывания политических руководителей США и Англии. Подробно он анализировал внутриполитическое положение союзников, отметил усиление реакции в США, крупные атаки на Рузвельта, рост реакции в Южной Америке. По его словам, немцы сейчас делают основную ставку на разлад между союзниками и рост реакции в странах коалиции.
Отметил он и начало дипломатического наступления на нейтралов (Испанию, Португалию, Турцию).
Написал вчера два очерка в СИБ (о экипаже Смирнова, воющего с начала войны, и о Наташе Боде — «Цена кадра».) Сегодня написал еще очерк.
«Цена кадра».
— Бомба! — крикнула Наташа и повалилась на землю.
Зловещий свист нарастал. Тут уж некогда было искать ямку или канавку, и мы грохнулись там, где стояли, на дороге, втискиваясь телом в густую пыль. Раздался взрыв и над нами с визгом пронеслись осколки. Снова нарастающий вой. Новый взрыв. Еще, еще… Мы все плотнее и плотнее прижимались к земле и только одна скучная мысль сверлила голову: куда зацепит, легко или смертельно? Кругом все грохотало, рвалось, неистовствовало.
И вдруг стало тихо. Оглушенные, засыпанные землей, мы встали, отряхнулись. Небо было по-прежнему чистым, бездонным. Ласково грело веселое солнце и, если бы не горящие справа дома, — могло бы показаться, что все это нам причудилось.
— Дайте папиросу, — сказала Наташа. — Вы не ранены? Как жаль, что я перетрусила и не сняла разрывов. Эффектный был бы снимок.
Так началось два года назад мое знакомство со старшим лейтенантом Наташей Боде, фотокорреспондентом фронтовой газеты «Красная Армия». Эта маленькая, очень миловидная и очень хрупкая женщина, с первых дней войны связала свою жизнь с солдатской судьбой. Муж ее, артиллерист, был убит еще в 1941 году, родители и единственный ребенок остались в занятом немцами Киеве, и она не имела от них никаких вестей. Сердце молодой женщины исходило тревогой за судьбу двухлетнего Шурика, но она великолепно держалась и по-мужски делала свое трудное дело.
Вместе с войсками она совершала крестный путь отступления, была по Харьковом, на Дону, участвовала в обороне Сталинграда и не раз снимала под огнем на улицах легендарного города. Ее стройную фигурку знали во всех дивизиях фронта, всюду она была желанным приятным гостем, веселым, жизнерадостным, обаятельным.
Военная дорога кидала меня по различным участкам фронта. В июле 1943 года, в разгар пресловутого летнего немецкого наступления мне довелось побывать под Курском. Шел жаркий бой севернее станции Поныри. Немцы бросили в атаку сто двадцать танков, в том числе около десятка «тигров». Наши артиллеристы отбили натиск, подбили до сорока бронированных машин и отбросили неприятеля на исходный рубеж.
Я стоял с командиром дивизии на наблюдательном пункте. Впереди нас, в километре, на бугре, в нейтральной зоне, горели немецкие танки. Там и сям виднелись частые разрывы мин: гитлеровцы густо поливали из минометов всю площадь нейтральной зоны, чтобы помешать советским бойцам подорвать подбитые машины. И вдруг мы увидели, как из наших передовых окопов метнулись две фигурки и скрылись во ржи. Прошло полчаса, час. И вот перед нами появилась Наташа в сопровождении автоматчика. Ее синий комбинезон был изодран в клочья, локти и колени в крови — все расстояние до танков она преодолевала ползком.