Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
1 февраля
Вчера эффектно закончилась ликвидация Сталинградского окружения. 16 генералов, в том числе генерал-фельдмаршал фон-Паулюс, взяты в плен. Немцы сегодня вынуждены были признать, что окруженные войска кончились, но о плене, разумеется, молчат. Зато в мировой печати — бомба. Сегодня Вирта сообщил из Сталинграда подробности пленения Паулюса. Пока не даем, хотя специальным самолетом в Москву доставлены даже снимки 7 генералов.
Сегодня первый день ношения погонов. Москвичи ходят и засматривают, офицеры — горды. За Мержановым на улице бежали ребятишки и кричали «дядя, почему без погон» (у него — две шпалы).
Недавно мне пришлось писать передовую о танкистах, в связи с награждением Ротмистрова орденом Суворова. Он получил его за смелый, глубокий рейд почти под Батайо.
В связи с этим генерал-лейтенант Бирюков мне рассказывал:
— Это сам Сталине его наградил безо всякого нашего представления. И генерала Баданова за такой же рейд (захват Тацинской) тоже сам. И корпуса гвардейскими стали. Раньше т. Сталин часто нас спрашивал: «Неужели, у вас не найдется людей, которые отважатся действовать по тылам противника на собственной родной земле?» И вот — нашлись. Сила — в массированности, в кулаке. Знаете, как т. Сталин называет людей, которые раздергивают танки по бригадам и дивизиям по 5-10-15 штук? Он их называет «варварами».
6 февраля
Снова — крупная неприятность. 1 февраля мы напечатали два материала о том, как немецкие генералы под Сталинградом сдавались в плен. Дунаевского «Генералы сдаются в плен» и Григоренко «Сталинград сегодня».
В первом из них генерал фамильярно и панибратски беседует с полковником нашим, взявшим его в плен, во втором — наши пригласили генерала на вечер художественной самодеятельности.
Шум — гигантский. т. Сталин прочел и возмутился, назвал это либерально-заискивающим отношением к иностранцам, в том числе, — к врагам, назвав это «рабская психология». Вчера редакция получила строгое постановление ЦК, в котором помещение этих материалов расценено, как грубая политическая шибка, указано, что это свидетельствует о притуплении чувства партийности у работников редакции. Постановлением Дунаевский и Григоренко сняты с военкоров, как не отвечающие своему назначению, Поспелову поставлено на вид.
Вчера по этому поводу заседала редколлегия. Что решила — неизвестно. Члены ходят молча и таятся. Редактор мрачен, как туча.
15 февраля.
Сегодня днем немного постреляли. Это уже второй раз за последние несколько дней. Видимо, немцы боятся оживления на нашем центральном участке фронта и высматривают — нет ли движения и концентраций. Ходили, надо думать, разведчики.
Вчера был в цирке. Пошел посмотреть «Кио с 75 ассистентами». Народу битком. В фойе и у входа — не протолкнешься: «Нет ли билетика? Плачу 60 рублей за любое место». Мальчишки бойко торгуют из-под полы билетами. Понятно — Кио, да еще в воскресенье.
Встретил у входа Ильюшина, в полной генеральской форме, с сыном. Пошел на свои места — кто-то окликает из 3-го ряда — «Лазурька!». Гляжу — Папанин с женой. Он недавно вернулся из Мурманска и решил поглядеть иллюзиониста.
В антракте с Ильюшиным пошли курить. В курилке было тесно, стояли в коридоре («кури в рукав, как в церкви», — учил меня Сергей). Он мне рассказывал о своей работе: модернизировал Ил-4, скоро выйдет новая машинка.
— А Ил-4 для дневной сейчас пойдет?
— Днем?! (он засмеялся). Знаешь, недавно вызвал т. Сталин авиаторов и спрашивает: «На чем немцы днем бомбят? На „Юнкерсах“? А мы почему на Ил'ах не можем? Скорость у них поменьше, зато нагрузка больше, маневренность выше, огонь сильнее». И приказал создать дивизии дневных бомбардировщиков. Но ходить обязательно с прикрытием. Каждой дивизии Ил'ов — две дивизии истребителей.
— А новая будет хорошая?
— Ничего. Видишь ли, сейчас уже трудно ошарашить противника. Когда вышел Ил-2, штурмовик, это было неожиданностью для немцев: полная броня, РC'ы. А тут — не удивишь. Но машина хорошая.
— За тобой еще самолет-таран, помнишь идею Володи?
— Я не думаю его строить. Хотя он весь в голове готов. Кого таранить? Бомбардировщик? Лучше его сбить, дешевле. Истребителя? Тоже. Но если делать — нужно делать раздельно для того и другого. С крепкой, несокрушимой броней, молоток.
Когда возвращался на место — Папанин задержал: «Поедем обязательно ужинать ко мне». Я отнекивался — не могу, Мержанов болен (пошло кровохаркание) и т. д.
— Ничего, я сам из дома Поспелову позвоню. Обязательно надо со встречей раздавить.
В перерыв я позвонил в отдел. Ответила секретарша:
— А вас ищут со всех ног по всему городу. От Поспелова несколько раз звонили. Куда посылать машину?
Позвонил редактору.
— Лазарь Константинович, немедленно приезжайте на легкой ноге. Приятные вести.
Примчался. Папанин кричал вдогонку:
— Обязательно позвони и приезжай потом. Это, наверное, Ростов.
Только зашел к Поспелову, так и есть: «последний час» о Ростове, Ворошиловграде и Красном Сулине. Сел, написал передовую «Наши победы на юге». За три дня — две передовых (первая — «Могучие удары по врагу»).
Ошибка с генералами вызвала крупные последствия. В среду 10 февраля обсуждали это на бюро. Вынесли мне и Лазареву по выговору, Мержанову указание. 11 и 12-го было партсобрание. Докладывал Поспелов, потом выступало примерно 20 человек. Досталось нам по первое число. Говорили и об ошибке, и о плохой работе отдела. Все единодушно заявляли, что Лазарев не справляется с работой и его нужно снять. Ильичев и Сиротин пытались было его защитить, но их энергично поправили. Взыскания нам утвердили.
Какой уж раз поскальзываюсь на чужом материале! Сейчас все гадаем останемся ли здесь («укрепить отдел»), переведут ли в другой отдел или пошлют на фронт спецкором. Последнее — самое лучшее.
Прилетел Григоренко, мы его вызвали. Летел в полной уверенности, что за орденом (операция закончилась, фронт ликвидировали, печатали много). Тем более, что на месте — представили. И вот… Ходит потерянный. Видимо, оба будут работать в выездных редакциях на заводах.
Начались реэвакуационные настроения. Гершберг еще в начале зимы перевез семью в Москву. (Наркомы и другие ответственные работники сделали это давно). Когда здесь была Зина (она прожила с 23 ноября до 20 января), мы договорились на весну. Сейчас многие хотят забрать: Калашников, Азизян, Гольденберг, Шатунов, Коссов и др. Подали заявку в Совнарком на выписку 50 семей. Молотов разрешил. Завтра в Главмилицию идет первый список на 14 семей. Я решил во вторую очередь — в апреле-мае. Холодно больно везти, да и в Москве и холодно и голодно.
25 февраля.
С огромным нетерпением все ждали 25-тилетия Красной Армии. Выступит Сталин или нет? Что скажет? Как оценит наступление? Действия союзников.
Под утро с 21 на 22-ое мы получили билеты на заседание. И сразу стало ясно: торжество не в Кремле, а в Колонном доме Союзов. Значит, доклада Сталина не будет. А по окончании номера Поспелов сказал, что докладчик Ярославский.
Значит, во-первых — положение не такое ясное, чтобы требовалось выступление, во-вторых — видимо, рано раскрывать карты. («Сталину, если выступить, надо сказать что-то о международной обстановке, а — видимо — он этого не хочет сейчас, и о своих планах молчит» — говорит Гольденберг-Викторов).