Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
А вот мы обладали огромным преимуществом: имели все под рукой и могли развернуть войска навстречу противнику в любой момент. Нашу гордость составляли командиры: сухопутные — Канидий, Планк и Титий, морские — Агенобарб и Соссий. Оба смещенных консула заняли места на палубах боевых кораблей.
Когда все поели и разомлели от великолепного угощения и вина, которое продолжали разливать, Антоний поднял чашу.
— Приветствую вас в Афинах, верные друзья! — молвил он. — Надеюсь, о летних днях, проведенных здесь, у вас останутся самые лучшие
Чего ждать, он не сказал, да в том и не было нужды.
— А почему мы размещаем основные силы в Центральной Греции? — спросил Планк. — Пусть меня убедят, что позиция дальше на север не окажется выигрышнее. Почему мы отказываемся от контроля за Игнациевой дорогой? Это жизненно важная артерия, связывающая Адриатическое и Эгейское побережья, Далмацию и Македонию. В тех краях нет другой настоящей дороги.
Он и вправду выглядел озадаченным, и его голубые глаза перебегали с моего лица на лицо Антония.
— Хороший вопрос, друг мой, — отозвался Антоний. — Но мы не нуждаемся в дороге. Нам лучше расположиться дальше на юге, неподалеку от береговой линии и островов, которые станут базой нашего флота. Снабжение армии будет осуществляться не по дороге, а морем. Провиант поступит из Египта, и мы должны обеспечить бесперебойную морскую связь с ним, чтобы не испытывать нужды и иметь надежный тыл.
— Чтобы было куда отступить? — буркнул Агенобарб.
— Всегда необходимо иметь возможность для отступления, — решительно заявил Антоний. — Помпей такой возможности себе не оставил, Брут с Кассием тоже — результаты известны. А я ничуть не стыжусь того, что после Мутины и Парфии отошел на подготовленные позиции — да благословят боги Трансальпийскую Галлию и Сирию, ставшие моим прибежищем и позволившие избежать полного разгрома.
— Значит, ты помышляешь об отступлении?
— Нет. Но Египет должен быть защищен. Это, помимо всего прочего, источник нашего благосостояния. И, — он посмотрел на меня, — царство моей жены.
— Куда ей, возможно, стоило бы отбыть, чтобы дождаться исхода сражения.
Ну конечно, Агенобарб опять за свое.
— Нет! — отрезала я. — Почему я должна убираться в тыл, но при этом содержать четверть флота, обеспечивать остальные корабли лучшими египетскими гребцами и снабжать армию?
— Ты богата и финансируешь кампанию, но это вовсе не значит, что ты должна в ней участвовать.
— Тут я с тобой не согласен, — подал голос Канидий. — Царица не просто платит за нас. Она двадцать лет правит богатейшей страной мира, сама возглавляла армию и имеет больший опыт, чем многие из союзных царей, против личного участия которых в походе никто не возражает. Было бы несправедливо сделать исключение именно для нее.
Агенобарб фыркнул и скрестил руки на груди.
— Кроме того, эта война ведется во имя сына. Сына Цезаря, — заметил Планк.
— Выходит, вот во имя чего она ведется? — проворчал один из сенаторов. — Мне это не нравится.
— Да, в Риме это говорит против тебя, — добавил другой. — Чтобы люди последовали за тобой, им нужно другое имя и другая цель.
— Истинная правда, — раздался голос.
Из теней в глубине комнаты выступил незнакомец.
— Я послан твоими друзьями в Риме, чтобы предостеречь тебя, — добавил он, оглядевшись.
— Кто ты, друг? — спросил Антоний.
— Гай Геминий, — последовал ответ. — Сенатор и твой сторонник, не покинувший Рим вместе с другими. Я полагал, что смогу принести тебе больше пользы, оставшись там.
— Ну, и что ты имеешь сказать?
Геминий обвел взглядом чаши с вином.
— Вообще-то я предпочел бы говорить перед трезвыми слушателями. Но одно скажу тебе прямо сейчас, трезвый ты или пьяный. Если ты хочешь, чтобы твое дело победило, царица должна вернуться в Египет.
В гневе я вскочила на ноги.
— Его дело не может победить, пока жив Октавиан! Проклятие Антония — не я, а его и мой непримиримый враг! Хватит повторять его измышления и возлагать на меня вину за Октавианову враждебность. Он ненавидел бы Антония, даже если бы Клеопатры здесь не было! Даже если бы ее не было на свете! Как ты не понимаешь этого?
— Но его сестра замужем за Антонием… — начал Геминий.
— Уже нет! — возразила я. — Антоний отправил уведомление о разводе.
Присутствующие растерянно загомонили. Слышались возгласы:
— Как? Когда?
Все взоры обратились к Антонию.
— Да, это правда, — подтвердил он. — Брак официально расторгнут. На самом деле он перестал существовать много лет назад.
Все уставились на него, и вид у многих был рассерженный и обманутый.
Один сенатор покачал головой:
— Когда об этом узнают в Риме…
— Многие знатные фамилии до сих пор колебались, не зная, кого предпочесть, — подал голос другой. — Октавия пользуется всеобщим уважением, никогда не высказывалась против тебя и собирала вокруг себя твоих друзей. И клиентов — куда им теперь податься? Вместе с ней ты отталкиваешь и их.
— Она отправится прямиком в дом своего брата, куда же еще? А они вслед за ней. О глупость, глупость, глупость!
Сенатор в испуге отшатнулся, вытаращив глаза.
Геминий выглядел так, будто его ударили по лицу.
— Вижу, что я проделал длинный путь напрасно, — с горечью промолвил он, подняв монету. — Все это вместе — портрет царицы на монете, а сейчас еще и развод — лишает тебя права даже говорить о верности Риму.
Антоний был потрясен его словами.
— Это смехотворно! Сколько раз каждому из вас случалось разводиться? Да в Риме каждый разводился! Это был сугубо политический брак и…
— И развод имеет политическое значение. — Геминий помедлил. — Что же до монет, то чеканка на римских монетах профиля иностранного правителя совершенно недопустима. Это оскорбление Рима!