Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Нам нет в ней надобности, — ответил Антоний. — Мы все равно не можем получать припасы этим путем.
— Мы не можем, зато враг может.
— Ну, врагу от нее тоже мало толку, раз мы так далеко на юге. Он связывает Восток с Западом и никак не поможет им переправлять провиант через горы в нашем направлении. Это прекрасная дорога, но в данной ситуации она не имеет для нас никакого значения, — заявил Антоний с уверенным видом.
— Почему армия будет базироваться близ Коринфского залива? — осведомился Агенобарб.
— Если враг нагрянет морем с запада, мы будем наготове и легко
— Лучше тысяча миль по твердой земле, чем семьдесят — над зыбкой бездной! — шутливо воскликнул Деллий.
— Сухопутная крыса! — буркнул Агенобарб.
— Имейте в виду, — продолжил Антоний, — для Октавиана это очень трудное предприятие. Время, деньги, припасы — преимущество на нашей стороне. От нас требуется лишь оставаться в Греции и ждать. А Октавиану нужно переправлять войска, платить солдатам, обеспечивать их провизией. Мы же полностью обеспечены и способны быстро послать все необходимое, куда и когда потребуется. Это огромное преимущество.
— А где будет она? — неожиданно спросил Агенобарб.
За себя мне надлежало отвечать самой.
— Поскольку я командую египетским флотом, я буду со своими кораблями.
— Ты владеешь кораблями, а не командуешь ими, — поправил меня Агенобарб. — Тебе нужен флотоводец.
— Этот вопрос можно решить позднее, — торопливо вмешался Антоний. — Зиму царица проведет в Патре, вместе со мной.
Я понимала, что нам предстоит серьезный спор, но лучше не выносить разногласия на публику. Антоний прав — этот вопрос можно решить позднее.
— Лучше бы царице вернуться в Египет, — не унимался Агенобарб.
Опять за свое. Почему он никак не успокоится?
Прежде чем я успела подать голос, Агенобарб обосновал свое предложение.
— Если бы царица сыну позволила занять ее место, войска не пребывали бы в таком смущении. Он, в конце концов, сын Цезаря и царь. Его присутствие, с одной стороны, лишило бы всякого основания часть распускаемых противником слухов, а с другой — воодушевило бы солдат.
Подумав, я вынуждена была признать, что в его словах есть резон.
Агенобарба мой ответ удивил. Антония — еще больше.
— С этим тоже разберемся позднее, — заявил он. — Сейчас нужно сосредоточить усилия на подготовке баз флота к зиме. Когда погода изменится, у нас все должно быть в полном порядке. И не забывайте — на следующий год выпадает мое консульство, на пару с Октавианом. Первого января я намерен вступить в должность. На сей раз я не собираюсь от нее отказываться.
Но Октавиан переиграл нас. У него имелась в запасе пара ловких фокусов, и в ноябре он пустил в ход оба. Во-первых, он объявил консульское место Антония свободным под тем предлогом, что Антоний лишился рассудка и более не может занимать государственные и общественные должности. В официальной прокламации говорилось, что Антоний ведет себя как человек, потерявший разум или попавший под влияние чар, что он порабощен чужестранкой и готов ради ее интересов развязать войну против своего отечества. Поэтому его следует считать не римлянином, а египтянином и именовать отныне не Антонием, а, например, Сераписом. Соответственно, он не консул и не император, а разве что гимнасиарх, ибо позабыл обычаи и славу предков, отрекся от римского наследия под звон кимвал Канопа.
«Предающийся неге и роскоши, изнеженный, как женщина, он не вправе ни исполнять подобающую мужу должность, ни носить римское мужское имя».
Однако была ли объявлена Антонию война? Нет. Для такого Октавиан оказался слишком умен. Ведь в Риме у Антония, несмотря ни на что, еще оставались сторонники, и открытое объявление войны могло обернуться неприятностями. Вместо этого Октавиан направился на Марсово поле к храму Беллоны, где разыграл древнюю церемонию.
Во главе торжественной процессии, как жрец, сопровождаемый людьми в военных плащах, он явился к дверям храма богини войны, распахнул их, омочил копье в свежей крови и стряхнул капли в направлении Египта.
— Чужеземная царица, дерзновенно обратившая свои взоры на Рим, возжелавшая властвовать над нами, творя суд и возглашая свою волю с Капитолийского холма, — сим мы торжественно провозглашаем тебя врагом. Царица Египта, Клеопатра из дома Птолемеев, превратившая нашего полководца в раба и поправшая честь Рима; египтянка, почитающая за богов гадов и зверей, прославленная коварством, но лишенная отваги — да будет она низвергнута! — возгласил он и потряс копьем, прежде чем метнул его. — Мы объявляем справедливую войну — justum bellum — этой чужестранной царице, угрожающей нашему государству. И да не будет никогда позволено женщине делать себя равной мужчине!
Эти слова, подписанные и засвидетельствованные, были доставлены и вручены нам в Патре. Читая, я слышала пронзительный голос Октавиана, выкрикивающий их толпе и небесам.
Восьмой свиток
Глава 38
— Да сопутствует тебе в новом году благословение богов! — провозгласила я, поднимая кубок и обращаясь к Антонию. За столом вместе с нами были только самые близкие доверенные друзья. — Янус двуликий, смотрящий в обе стороны, открывает этот год и проливает на нас свои благословения.
Приняв поздравления, Антоний объявил, что желает сделать присутствующим небольшие подарки. Всем раздали шкатулки, каждая из которых содержала по тридцать золотых монет превосходной чеканки — по одной в честь каждого из легионов, а также преторианской гвардии и отряда разведчиков. На аверсе красовался орел и легионный штандарт, на реверсе — изображение боевого корабля. Монеты стоили очень дорого, и наши друзья были ошеломлены. Казалось, щедрость Антония превосходила всякое воображение.
— Да здравствует консул! — возгласил один из гостей.