Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
29 сентября/12 октября 1902. Воскресенье.
Прекраснейшая погода. Отчасти поэтому, вероятно, Собор почти полон был молящимися христианами и язычниками, что воодушевляюще действует и на состояние духа молящегося, живее чувствуется Христос среди собравшихся во имя Его.
Петр Исикава, с прошением в руках.
— О чем? — спрашиваю.
— Чтобы не позволяли Павлу Ниицума проповедывать у возмутившихся христиан в Коодзимаци.
— Да я уже объявил, что моего позволения на это нет; вот вам об этом подробно скажет Давид Фудзисава.
И отвел их в канцелярию к
Когда вернулся из Женской школы, Давид принес ко мне прошение. Оказалось, что на днях нарочно делали собрание для этого — священники, старосты собора, Павел Накаи, Петр Исикава и прочие, результатом которого и было это прошение. Но я его не принял и велел сказать подавателям следующее:
«Я уже сказал, что моего позволения Павлу Ниицума нет. Если там захотят меня слушаться, то этого достаточно; если нет, то и второго запрещения не послушают; а это для меня как Епископа было бы вторым заушением после того, как моего решения по делу с оо. Савабе не послушались. Как частный человек, я заушения, пожалуй, и готов бы терпеть сколько угодно, но Епископу это не подобает».
Нескончаемо будет тянуться этот разлад в Церкви Коодзимаци, по всему видно, задевая и другие Церкви — тоже не к назиданию их. Радикальное средство для излечения надо употребить, а оно только одно: поставить другого священника там, кроме оо. Савабе. Но этого нельзя сделать теперь, иначе возмутители торжественно провозгласят свою победу, и это вредно отзовется на других Церквах. А будет сделано это, вероятно, на будущем Соборе; и следует сделать это так: «пусть сами оо. Савабе попросят разделить их приход — велик–де, и дать еще священника для Коодзимаци»; или же: «пусть прошение к Собору будет подано от мирных христиан: просим–де поставить для нашей Церкви, по обширности ее, еще священника»; или же: «намекнуть немирным, чтобы они соединились с мирными для совместной просьбы о прибавлении священника, к которому потом и пусть все поступят под пастырскую руку».
2/15 октября 1902. Среда.
Из Исиномаки был молодой христианин Андо просить себе невесту из Женской школы; отчасти наметил он уже дочь о. Павла Катета, еще учащуюся. Я призвал начальницу школы Елисавету Котама и свел Андо с нею — пусть устроят дело совместно, дело не совсем простое, нужно устроить смотрины — а как? В школе подобное неуместно; вероятно, обойдутся посредством фотографий. О. Павел, кажется, согласен. Андо — человек очень хороший, по–видимому; я знаю его с пятнадцатилетнего возраста и звал в Семинарию, но ему нельзя оставить дом, в котором он, за смертию отца, хозяин, ремеслом портной; в Церкви Исиномаки заправляет пением с отрочества.
3/16 октября 1902. Четверг.
Рассылка содержания на одиннадцатый и двенадцатый месяцы служащим Церкви. Сегодня 3374 ены разосланы дальней половине служащих. Если отнять эту помогающую руку Русской Церкви, что сталось бы с Японской Церковью? Упала бы и вдребезги разбилась! Рано или поздно это и случится; и тогда–то уже, из кусочков разбитого, даст Бог, составится что–нибудь весьма маленькое, но надежное. При мне это будет или при преемнике? Что ж, я готов, если и при мне; еще лучше бы, чтобы не было потом злословия на мою память.
4/17 октября 1902. Пятница.
Японский гражданский праздник, и прескверная дождливая погода.
О. Симеон Мии, между прочим, просит на уплату налога на свое жалование, получаемое от Миссии, государственного — две ены с сенами и городского — одну ену с сенами за полгода. Никто до сих пор не просил этого. Отказано о. Семену с выговором: «И жалование от России, и на жалование еще жалование хочет от России — да пусть же старается, чтобы и Японская Церковь, наконец, давала хоть что–нибудь!»… Постарается! Держи карман!
В Аннака послано тридцать ен на ремонт церковного дома после урагана. Дом этот двадцать лет назад выстроен на миссийские деньги — сто пятьдесят ен; если не поддержать его теперь, совсем обветшает, и за квартиру для катихизатора придется платить. Поэтому лучше дать на ремонт, в дополнение к тому, что усердствуют сами христиане.
5/18 октября 1902. Суббота.
Кончен начерно перевод всех воскресных служб в Пентикостарионе. Теперь надо примечание составлять, стихи вставлять и прочее.
В «Московских Ведомостях» прочитал «Окружное послание Епискона Волынского Антония» (Храповицкого). Слава Богу, выступает все более и более перед Россиею светило церковное немалое! Помоги ему Господи много–много добра сделать своим умом и ревностию!
6/19 октября 1902. Воскресенье.
До Литургии несколько человек крещено о. Симеоном Юкава.
Андрей Андо (что пришел из Исиномаки просить здесь себе невесту из Женской школы) рассказал про несчастье своей сестры: вышла за христианина, была повенчана, но муж, прижив с ней ребенка, бросил ее без всякой причины, кроме той, что увлекся другой, которую и взял к себе в дом, прогнав жену. Таковы законы язычества, из–под власти которых еще не умеют выбиваться новые христиане, особенно при таких равнодушных к своей службе священниках, как о. Иов Мидзуяма.
Вернулся из отпуска в Россию о. Сергий Глебов, в апреле уехавший туда.
7/20 октября 1902. Понедельник.
Беспокоит очень то, что до сих пор нет иконостаса и колоколов для Кёотской Церкви, посланных из Москвы в Одессу, для переправки сюда, никак не позже мая, и никакого известия, где эта посылка ныне. Вновь написал в Нагасаки, прося исследовать.
Женская школа в Кёото прислала Женской школе здесь огромный короб грибов, собранных ученицами на загородной прогулке; за пять ен купили участок, где искать грибы и собрали ен на тринадцать, как пишут. Елисавета Котама ныне презентует из своего подарка разным и мне принесла.
8/21 октября 1902. Вторник
О старике Конно из Каннари опять пук просьб принять его в Катихизаторскую школу для воспитания не для Каннари, а для всей Церкви. Христиане Каннари пишут, что содержать катихизатора сами не могут (а какое же содержание ему, когда он жил бы в своем доме? Следовало бы только помогать ему, но это–де должна делать для них Россия); о. Иов пишет, что Конно еще силен служить Церкви (о. Иов Мидзуяма и о мертвеце написал бы то же, если бы попросили); сам Конно — что он чувствует себя в силе (а зачем же по болезни вышел в отставку?). Вновь отвечено, что за старостию не может быть принят в школу, коли Каннари не хочет его себе в «дочаку денкёося».