Дневники
Шрифт:
Сказав это, баба крупными шагами, бодрясь, пошла прочь. Но я знаю, струсила. Хоть не видать ничего "такого" около, а все же... С улицы легче всего попасть на Гороховую, а там в списках потеряешься, и каюк. Это и бабам хорошо известно.
Пальба затихла, кучка стала расходиться. Вернулась и я домой.
Да зачем эти праздные налеты?
Вчера то же было, говорят, в Кронштадте. То же самое.
Зачем это?
Дни - как день один, громадный, только мигающий - ночью. Текучее неподвижное время. Лупорожий А-в с нашего двора, праздный ражий детина из шоферов (не совсем праздный, широко спекулирует,
Приходят, кроме того, всякие спекулянты, тип один, обычный, - тип нашего Гржебина: тот же аферизм, нажива на чужой петле. Гржебин даже любопытный индивидуум. Прирожденный паразит и мародер интеллигентской среды. Вечно он околачивался около всяких литературных предприятий, издательств, - к некоторым даже присасывался, - но в общем удачи не имел. Иногда промахивался: в книгоиздательстве "Шиповник" раз получил гонорар за художника Сомова, и когда это открылось, - слезно умолял не предавать дело огласке. До войны бедствовал, случалось - занимал по 5 рублей; во время войны уже несколько окрылился, завел свой журналишко, самый патриотический и военный - "Отечество".
С первого момента революции он, как клещ, впился в Горького. Не отставал от него ни на шаг, кто-то видел его на запятках автомобиля вел. княгини Ксении Александровны, когда в нем, в мартовские дни, разъезжал Горький. (Быть может, автомобиль был не Ксении, другой вел. княгини, за это не ручаюсь).
Горькому сметливый Зиновий остался верен. Все поднимаясь и поднимаясь по паразитарной лестнице, он вышел в чины. Теперь он правая рука - главный фактор Горького. Вхож к нему во всякое время, достает ему по случаю разные "предметы искусства" - ведь Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных "буржуев", умирающих с голоду.
У старика Е., интеллигентного либерала, больного, сам приехал смотреть остатки китайского фарфора. И как торговался! Квартира Горького имеет вид музея - или лавки старьевщика, пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в "предметах искусства", несмотря на всю охоту смертную. Часами сидит, перетирает эмали, любуется приобретенным... и верно думает бедняжка, что это страшно "культурно!"
В последнее время стал скупать и порнографические альбомы. Но и в них ничего не понимает. Мне говорил один антиквар-библиотекарь, с невинной досадой: "заплатил Горький за один альбом такой 10 тысяч, а он и пяти не стоит!"
Кроме альбомов и эмалей, Зиновий Гржебин поставляет Горькому и царские сторублевки. И. И. случайно натолкнулся на Гржебина в передней Горького с целым узлом таких сторублевок, завязанных в платок.
Но присосавшись к Горькому, Зиновий делает попутно и свои главные дела: какие-то громадные, темные обороты с финляндской бумагой, с финляндской валютой, и даже с какими-то "масленками"; Бог уж их знает, что это за "масленки". Должно быть - вкусные дела, ибо он живет в нашем доме в громадной квартире бывшего домовладельца, покупает сразу пуд телятины (50 тысяч), имеет свою пролетку и лошадь (даже не знаю, сколько, - тысячи 3 в день?).
К писателям Гржебин относится теперь по-меценатски. У него есть как бы свое (полулегальное, под крылом Горького) издательство. Он скупает всех писателей
Ни один издатель при мне и со мной так бесстыдно не торговался, как Гржебин. А уж кажется, перевидали издателей мы на своем веку.
Стыдно сказать, за сколько он покупал меня и Мережковского. Стыдно не нам, конечно. Люди с петлей на шее уже таких вещей не стыдятся.
Однако, что я - столько о Гржебине. Это сегодня день такой, все разные комиссионеры. Мебельщик развязно предлагал Д. С-чу продать ему "всю его личную библиотеку и рукописи". У Злобиных он уже купил гостиную - за 12 рублей (тысяч). Армянка-бриллиантщица поздно вечером принесла мне 6 тысяч за мою брошку (большой бриллиант). Шестьсот взяла себе. Показывала - в сумочке у нее великолепное бриллиантовое колье чье-то - 400 тысяч. Получит за комиссию 40 т. сразу.
Это все крупные аферисты, гады, которыми кишит наша гнилая "социалистическая" заводь. Мелочь же порой даже симпатична, - вроде чухонки, бывшей кухарки расстрелянного министра Щегловитого. Эти все-таки очень рискуют, когда тащут наши вещи на рынок. На рынках вечные облавы, разгоны, стрельба, избиения.
Сегодня избивали на Мальцевском. Убили 12-тилетнюю девочку. (Сами даже, говорят, смутились).
Чем объяснить эти облавы? Разве любовью к искусству, главным образом. Через час после избиений те же люди на тех же местах снова торгуют тем же. Да и как иначе? Кто бы остался в живых, если б не торговали они - вопреки избиениям?
Надо понять, что мы не знаем даже того, что делается буквально в ста шагах от нас (в Таврическом Дворце, например). Тогда будет понятно, что мы не можем составить себе представление о совершающемся в нескольких верстах, не говоря уже о Юге или Европе!
Вот характерная иллюстрация.
На недавней конференции "матросов и красноармейцев" наш петербургский диктатор, Зиновьев (Радомысльский), пережил весьма неприятную, весьма щекотливую минуту. Казалось бы, собрание надежное, профильтрованное (других не собирают). В "Правде", для осведомления верноподданных, в отчете об этой конференции было напечатано (цитирую дословно), что "т. Зиновьев объявил о прибытии великого писателя Горького, великого противника войны, теперь великого поборника советской власти". И Горький сказал речь:
"...воюйте, а то придет Колчак и оторвет вам голову". После этого "был покрыт длительными овациями".
Нам посчастливилось узнать правду, помимо "Правды", - от очевидцев, присутствовавших на собрании (имен, конечно, не назову). Надежное собрание возмутилось. "Коммунисты" вдруг точно взбесились: полезли на Зиновьева с криками: "долой войну! долой комиссаров!"
Кое-где стали сжиматься кулаки. Зиновьев, окруженный, струсил. Хотел удрать задним ходом, - и не мог. Предусмотрительная личная секретарша Зиновьева, - Костина, бросилась отыскивать Горького. Ездила на Зиновьевском автомобиле по всему городу, даже в наш дом заглядывала, - а вдруг Горький, случаем, у И. И.? Где-то отыскала, наконец, привезла - спасать Зиновьева, спасать большевиков.