Дни нашей жизни

Кетлинская Вера Казимировна

А с недавних пор Аркадий сам отдалился от нее. Приходил он реже, и если они расставались во вторник, он заговаривал с нею не о завтрашнем вечере, а спра­шивал, не пойдет ли она с ним в кино в субботу.

Присматриваясь к нему в эти все более редкие встре­чи, она открывала в нем черты характера, не замечен­ные ею прежде. Он был упорен и очень настойчив. Он растрачивал зря свое время и силу молодецкую, пока не находил им применения, но, когда у него появилась цель, он шел к ней напролом. Он был восприимчив и умел взять от окружающих

его людей все, что они спо­собны дать ему, — у одного знания, у другого опыт, у третьего дружескую поддержку. Должно быть, он был беззаветен в дружбе так же, как в любви, но вряд ли был добр и чуток и к товарищу и к женщине, если по­терял к ним интерес, если они ему уже не нужны.

Вот и сейчас — он спорил с Николаем, и Николая это явно задевало. И Федя Слюсарев спорил, распа­ляясь все больше. Оба, видимо, уже забыли, сколько возился с ними Пакулин!

Валя подошла к раскричавшимся бригадирам:

— Вы что, ребята, добро поделить не можете?

— Погоди, Валя, и так у каждого свое мнение, не хватает еще четвертого, — с досадой сказал Николай.

— А по-моему, в любом случае голос Пакулина — решающий, — сурово сказала Валя. — Он вам бригадир, ему и решать. В чем у вас заминка?

— А мне благодеяний не нужно! — воскликнул Ар­кадий. — Сам справлюсь!

Оказалось, что обоих новых бригадиров задело «само­пожертвование» Николая: в бригады товарищей он наметил перевести своих наиболее опытных рабочих, а из новичков всех худших, в том числе и Кешку Степано­ва, забрал к себе. Николай считал такое решение спра­ведливым, потому что у него больше опыта. Он не мог понять, почему Кешку, еще вчера пугавшего всех, сего­дня хотят заполучить к себе и Федя и Аркадий. Валя тоже не понимала этого.

— Пойдет он все-таки ко мне, — заявил Аркадий и даже кулаком пристукнул. — Ты помнишь историю с кражей? У меня он набезобразничал, я с ним тогда не справился. А теперь справлюсь. Тут, Коля, дело чести, не спорь.

— А Витьку тебе зачем? — мрачно спросил Нико­лай. — Витька — мой брат. Если я его себе оставляю, так потому, что и присмотрю, и одна смена, да и ква­лификации у него меньше, чем у Гаврилова.

— Вот и бери Гаврилова, он у тебя опорой будет.

Федя поддержал Аркадия:

— Ты, Коля, в святые не лезь. Что, в самом-то деле? Нам по четыре человека из пакулинцев, себе — троих. Нам — лучших, себе — похуже. Ты нас не жалей, мы не бедненькие.

Аркадий встал, расправил широкие плечи, задорно посмотрел в лицо Николаю:

— Если уж разбили нашу бригаду, дали каждому са­мостоятельность, сказали: действуйте! — так будем со­ревноваться честно, без скидок!

— Разбили бригаду, а не дружбу, — возразил Нико­лай. И тихо, с горечью спросил: — А может, и дружбу?

Аркадий шагнул к нему и стиснул его плечо:

— А дружба сейчас в том, чтобы не мешать друг другу. И никто ее у нас не разобьет, Коля.

— Убери лапищу-то, — высвобождая плечо, любов­но сказал

Николай. — Вот самостоятельные выросли, помехи боятся! Ладно, ребята, давайте решать, и будем соревноваться. Держитесь!

И уже покорно придвинул к себе списки:

— Значит, Кешку к Ступину, Гаврилова — ко мне. А Витьку ты обязательно хочешь?

Аркадий, поколебавшись, виновато сообщил:

— Витька сам просится ко мне.

— Вот что!

Николай поднялся с места:

— Ну-ка, ребята, составьте списки без меня, как вам хочется, а потом втроем утвердим. Не сидеть же тут до ночи!

Он прошелся по комнатке, выглянул в цех. Под са­мым окном стояли железнодорожные платформы, и кран опускал на одну из них обвитый стропами громадный красный ящик. Старший из стропалей, дядя Вася, стоял на второй платформе и движениями пальцев давал вы­разительные указания крановщице. Ящик грузно лег на место. Стропали мигом окружили его, снимая стропы, а маляр с ведерком краски и кистью уже спешил намалевать на ящике адрес.

Кран качнул огромным крюком и пополз обратно — за следующим ящиком.

Вторая турбина отправлялась в дальний путь.

«Ребята еще и не понимают, как им будет труд­но, — тревожно и насмешливо думал Николай. — Ведь на организацию срока не будет, надо сразу давать план, досрочно — по третьей, досрочно — по четвертой, а там новое задание — какое оно будет? Какое бы ни было, легкого ждать нечего. А ребятам лишь бы самостоятель­ней да форсу побольше. Вот и Витька убегает от меня к Аркадию — независимости ищет, надоело под братом в мальчишках ходить. Или я и вправду слишком опекал их? Нет, что за чепуха! Просто самолюбие у них... Что ж, дружки вы мои неверные, если так, держитесь, я вам не уступлю!»

Федя и Аркадий по-прежнему спорили и договари­вались, договаривались и вновь начинали спорить у него за спиной.

Маленький, худощавый, вечно озабоченный Федя Слюсарев дольше всех не хотел примириться с делением бригады. Но как только Николаю удалось доказать ему правильность такого деления, Федя всеми помыслами устремился в будущее, к успехам своей бригады, и ревниво следил за каждым шагом Николая и Аркадия. Он томился страхом, что у него не хватит организатор­ских и педагогических способностей, потому что пре­красно понимал, какая трудная работа ему предстоит.

Аркадий не томился и не волновался. С той минуты, когда он впервые услыхал о приказе Полозова, его охва­тило радостное нетерпение. Рамки пакулинской бригады были для него тесны: напористая сила бурлила в нем и требовала применения. Еще не начав работать, он уже твердо верил в успех и с нетерпением ждал понедель­ника, когда впервые соберет бригаду и острым слов­цом, дружеской шуткой и командирским внушением во­бьет в мозги всех этих пареньков, что ступинцы должны прославиться не меньше, чем славились пакулинцы, и что из трех новых бригад именно ступинская должна победить.