Дни силы и слабости
Шрифт:
– Сэмюэл, доброго времени суток! Я как раз к вам.
– Здравствуйте, Берта. Присаживайтесь, – Сенк вежливо пододвинул к ней табуретку.
– Нет-нет, я буквально на пару минут. Вы прочли записку?
– Да, и, я полагаю, вы тоже ее прочли. – Сенк говорил своим фирменным каменным голосом.
– Это моя обязанность, – она опустила глаза, но сразу же подняла обратно, – я, собственно, по этому поводу и пришла. У меня еще одна, такая же. На ваше имя. И письмо. Может быть, я могу вам чем-то помочь?
Сенк взял у почтальонши записку и конверт, поднес к глазам и внимательно
Матильда тем временем рассматривала пожилую даму, словно забывшую переодеться после спектакля актрису. Шаль заколота старинной брошью. Брошь явно княжеская. Во времена бывшей империи подобные украшения были симптомами хорошего вкуса и богатства, но сейчас на них и внимание мало кто обратит. Тяжелая сумка через плечо. Седые волосы собраны в узел. И при всем при этом – совершенно детский, растерянный взгляд.
На Берту Фриман даже пес никогда не лаял.
– Помочь? Мне? В прошлый раз вы принесли мне анонимную депешу о том, что в стране начинается война. А в позапрошлый – уведомление об обвинении в саботаже, потому что я не хожу на выборы. Не обижайтесь, Берта, но ваши визиты ничего хорошего нам еще не сулили.
– Война?! – лицо старушки вытянулось, глаза округлились. – Ох, Сэмюэл…
– Пустяки. Чья-то глупая шутка.
Сенк решил заранее предвосхитить все нехорошие мысли в его сторону.
– Нельзя так шутить…
– Ну, я тут и ни при чем. Это ж не я писал.
– Я понимаю. Но и вы поймите, что же мне делать с вашими записками. Сейчас-то на мне забота о хлебе насущном. Муж мой совсем плох стал со своей мигренью. Да и возраст уже не тот. Вы мне лучше скажите, как у вас с деньгами-то. Разберетесь?
– Да уж как-нибудь разберусь, – буркнул Сенк. Его удивила фраза о мигрени. Она ведь не передается воздушно-капельным путем. Она вообще никаким путем не передается.
– Да еще эти шутники, чтоб им скисло. Так и до инфаркта недалеко. Может, мне попросить социальных работников…
– Не может.
– Но вам же надо…
– Не надо. – Он был резок. – От социальных работников, извините, еще меньше добра, чем от вас.
– Вы мне вот что еще скажите, – она медленно приблизилась, блуждая взглядом по сторонам, – от кого все-таки записка? Меня начальство спрашивает, а что я отвечу?
– Отвечайте, что это не их собачье дело.
– Бог с вами, нельзя же так, – почтальониха была образцово-показательной.
– Берта, родненькая, ну неужели вам так сложно соврать что-нибудь своему начальству? Что, все эти студенты, которых они нанимают на треть ставки, как и вы – юродиво честны? Или вам доплачивают за честность? Я не прав? Кто там у вас страдает параноидальным синдромом? – все это Сенк говорил неприступным, словно крепость, голосом. Ровным, решительным. – Тем более, это ж такая мелочь.
Жена почтальона снова отмахнулась.
– Ну поверьте мне, – он смягчился, – нету здесь никакой уголовщины. Уймите свое криминалистическое воображение! Разве я похож на мафиози?
– Да что вы, но…
– Вот и супер. Всего вам доброго, Берта. Хорошего вечера. – Ему не терпелось избавиться как можно скорее от Системы, не в меру навязчивой, даже в лице этой милой пожилой мадам. Гнев из-за несправедливости.
– До свидания… – жена почтальона, расстроенная и растерянная, медленно побрела к двери. Чувство, что ее только что выгнали такие добрые с виду люди, целиком охватило ее. Она начала чувствовать приближение головной боли. Наверное, мигрень.
Сенк уважал стариков. Но когда в них зарождалась возрастная слабость духа (то бишь сила предрассудков), его утомляло даже непродолжительное общение с ними. Если сравнивать его сестру и Берту, то скорее уж восьмилетняя девочка узрит Истину, чем почтальониха с накопленным годами мусором. Доверчивость Матильды позволяет беспрепятственно видеть правду. Доверчивость Берты позволяет ей слепо верить в ложь. Разница не только в возрасте, но и в чем-то еще…
Дождавшись, когда дверь за Бертой закроется, а ее шаги на лестнице стихнут, Сенк, уставившись в центр стола и расфокусировав взгляд, продолжил ход своих мыслей.
– Вторая, говорите…
Он расковырял клеевой слой, развернул бумажный лист. Его содержание, как и в прошлый раз, было более чем претензионным: «В среду, 12 сентября, начнутся военные действия в черте города Ж». И все. Ни подписи, ни печати, ни древних рун.
– Как я люблю немногословных людей.
Сенк начинал чувствовать раздражение.
– Что там? – спросила Матильда.
– Пока не знаю. – Он согнул бумажку, подошел к столу, где уже была небольшая стопочка корреспонденции от Берты, положил рядом. – Почему именно в среду? Почему не во вторник? Кто так решил?
– Что – в среду? – не унималась Матильда.
Сенк очень не любил делать выводы без достаточных причин. А в данном случае – делать выводы на пустом месте. Ни одно событие, и уж тем более – такое масштабное, как военные баталии, не может начаться только потому, что кому-то пришла записка.
Он читал об этом сегодня в газете. Вчера он тоже слышал об этом. Но слышал совершенно по-другому. К полудню в пятницу он пришел в офис – Big Data Analyst является на работу последним. Ему от дома минут двадцать пешком. Опаздывать сам бог велел.
Контора, в которой трудился Сэмюэл Реймер, была маленькой. Все друг друга знают. С шефом здороваются за руку. Программисты, сисадмины и дизайнеры встречаются на общей кухне и пьют кофе. Сенк редко участвует в их болтовне. Приходя на работу, он минует кухню, уворачивается от предложений выйти покурить, не останавливаясь здоровается с коллегами. Пока не дойдет до своего стола и не поставит на пол рядом с ним рюкзак. Стол аналитика больших данных – островок порядка в океане других столов. Соседи по отделу имеют странную привычку вываливать на свои столы всякий хлам. У системных администраторов столы завалены запчастями техники всех мастей, проводами и инструментами для манипуляций с ними. Носителями информации. Навигационными блоками от чужих кваков, которые эти люди разбирают каждый божий день, доводя до такого совершенства, что сам черт в них ногу сломит и ни за что не соберет «как было». Воистину, чужой квак – потемки.