Дни Стужи
Шрифт:
— Стрелой к порубежникам. Передай, что я прошу приехать как можно скорее и скажи — отец Сергий просит поставить под ружьё всех. Не сегодня-завтра придется повоевать. Всерьез повоевать.
Молча поклонившись, инок исчез.
— Идём, чада, готовиться будем.
— К чему, отец? — зачем-то спросил Стас. Он и так понимал, но вопрос вырвался сам собой.
— К битве, чадо, к битве со злом, — похлопал его по груди Сергий.
Собрались в том же зале, что и ночью. Карта все еще лежала на столе, и Сергий развернул ее так, чтобы было видно всем.
Посмотрел
— И к чему эта театральщина? — он говорил с Шаманом, как со старым знакомым, так что Иван сделал себе зарубочку. Очень интересно, что и когда свело их вместе, и что Якут для Приказа делал. А что дело было именно в этом, Иван не сомневался.
— Время дорого. Надо было сразу к тебе, — ответил Якут. Смотрел он при этом почему-то на Ивана. Увидев, что тот поймал его взгляд, улыбнулся.
— Думаешь, это оно? — спросил монах.
— Не думаю. Знаю. — ответил Якут.
Сергий как-то сжался И словно бы усох и постарел. Сильнее проступили морщины вокруг носа и глаз. Пусть на миг, но дрогнула рука на простом деревянном посохе, и только сейчас Стас понял, насколько стар этот человек. И сколько ему приходится нести на старых, хоть и мощных до сих пор плечах.
— Он идёт из мира в мир, и ведёт его дитя. Невинное дитя приводит его, и даёт руку, и проводит в мир. И он пожирает дитя и близких его, и растет, заполняя мир собой, и покоряя его, пока не станет мир Единым и не будет исполнять волю его. И, заполнив мир, оставляет он его слугам своим, и срывает с Древа Мироздания, словно гнилой плод, и бросает в Чёрную Кладку, где подобные мерзкой икре древнего чудовища, копятся, источая в Великое Пространство смрад, покоренные им миры. Те миры полны жизни, которая хуже всякой смерти, и не жизнь уже, а непрерывный ужас, из которого нельзя сбежать в другие миры и рождения.
Якут говорил нараспев, полуприкрыв глаза. Он был словно не здесь, в зале осталось только его тело, а сам он ушел туда, где рождались эти жуткие слова.
— И увидев, что полна Чёрная Кладка, и переродились миры его, прорвёт Пришедший пелену, что удерживает те миры, и бросит неисчислимые полчища слуг своих, и рабов своих, для которых нет уже ни жизни, ни смерти, а лишь воля его, и пройдут они по Великому Пространству, срубая Древа Мирозданий, и разрушат они Звёздный Тракт, что соединяет Древа, — голос Ниулы был густым, тягучим, от него перехватывало дыхание. Она говорила без всякого акцента, но отчего-то слова ее звучали так, будто всю жизнь девушка разговаривала на каком-то другом, очень древнем таинственном языке, и сейчас она пытается передать его звуки и смыслы словами куда более молодых и глупых ещё существ.
Ниула замолчала.
Наступила тишина.
— Впервые я слышу пророчество в таком полном виде, — слова Сергия тяжело падали в тишину, — хотя слышал его не раз от тех, кто умеет слушать то, что другим неведомо. Думаешь, это Его они хотят воплотить здесь?
Якут стоял, перекатываясь с пятки на носок,
— Это ты точно слышал, монах, — и он снова заговорил, прикрыв глаза, — и там, где будет Он, будет стужа, будет холод, и не сможет человек вздохнуть, ибо замерзнет дыхание в теле его, и льдом обратится кровь в жилах его. Они уже здесь, монах.
Сергий молчал. Смотрел в лицо Якуту, что-то искал. Заговорил осторожно, словно нащупывая каждое слово,
— Мы собирали это пророчество много лет. Искали его обрывки повсюду. Расспрашивали и тебя. Помнишь, когда ты вернулся из волжских степей? Сегодня ты говоришь много больше. Гораздо яснее. И от этого сердце мое неспокойно. Кто же ты, знающий столько, но молчавший все эти годы?
Шаман выдержал взгляд. Смотрел спокойно, как человек, совесть которого чиста перед всеми силами всех миров,
— Я твой друг. И его, — он указал на Ивана.
— И твой, — кивнул он Стасу.
— Все мы хотим одного. Чтобы Гость не воплотился. Поэтому мы здесь.
Пророчества, гибель Мировых Древ… Звёздный Тракт… Иван мотнул головой. Голова кружилась, неясные видения, которые лишь изредка мелькали перед ним в шаманских путешествиях, обретали имена, и от этого проступали яснее. И от этой картины замирало сердце. Но все это потом.
Он откашлялся, и сказал:
— Время. Вы говорили о том, что времени почти нет. Скажите нам, что делать?
Сергий встряхнулся, словно сбрасывая с себя чары. А Ниула, которая замолчала, сказав последнее слово пророчества, лишь глядела на него тёмными глазами и улыбалась едва заметной чуть кривоватой улыбкой. И от этого было очень не по себе.
Тяжело опираясь на посох, монах встал.
— Время собирать верных.
В дверь резко и коротко постучали.
___***___
Старшой слушал молча.
Его не удивило присутствие Якута и Ниулы. Стаса с Иваном он просто сгрёб в объятья, выдохнул «Живы!», и пошел к столу. Сергию коротко поклонился и, широко расставив руки, уставился на карту. С другой стороны стола стоял Сергий. Иван снова подумал, что совсем не удивится, если узнает, что эти двое не в первый раз вот так, вместе, стоят над картой.
Старшой кивнул Стасу, и тот присоединился к ним. Втроем они снова смотрели бумаги Загорцева, оценивали расположение домов.
Приказ стремительно превращался в штаб войсковой операции. Иноки в черных полушубках приносили с собой запах мороза и свежего снега, коротко докладывали о происходящем в городе.
Прибыл гонец от городской полиции — начальник убит, заместитель сошел с ума, увидев в ночи что-то, что полностью выжгло его разум.
Убиты многие начальники отделов, кто-то вместе с семьями.
Служба Охраны затворила все ворота Кремля, опустила глухую защиту в Верхнем и Нижнем мирах, якобы, отдан приказ стрелять на поражение в любого, кто приблизится ближе, чем на сто метров к любому проходу.
Дружина городского гарнизона забаррикадировалась в казармах, откуда высылает усиленные патрули, но подчиниться приказам Службы Охраны отказалась. Начальник гарнизона пропал, его заместители пытаются наладить взаимодействие с городской полицией и порубежниками.
Не успел он все это выложить, как доложили о делегатах от дружины.