Дни Стужи
Шрифт:
Иван шептал беззвучно, не прекращая пения, выходя в тонкие миры, где уже ждали его Призванные.
— Духи ведомые и неведомые, предки ушедшие, потомки нерождённые, вас призываю я, к вам взываю я. Придите ко мне, соберитесь во едино коло, за руки возьмитесь, силой сильной соберитесь, силу мне дайте, на битву благословите. Дайте мне силу, чтоб биться смело, чтобы коло не разорвалось, чтобы роды наши не прервались….
Он протянул руку и Стас подался ему навстречу, сжал руку друга. Сверху неожиданно легла
Неизвестная, тёмная и горячая сила влилась в вызванный ведунами поток, добавилась к призыву-прославлению.
Узел рук наполнился теплом, которое потоками потекло выше, заполняя тела и души людей.
Иван ждал. Он должен был почувствовать Якута, но тот отгородился. Очень мягко, пытаясь не обидеть.
Иван открыл глаза, глянул на Якута. Тот покачал головой, грустно улыбнулся. — Теперь это твой узел, Ваня.
Иван открыл, было, рот, хотел сказать, что не надо так сейчас, когда появилось столько дел и столько вопросов, но Якут тихонько сказал «тшшшшш», и снова закрыл глаза.
Стас знал, что сейчас и в других санях те, кто умел чувствовать и звать, помогали своим товарищам, вывязывали волшебные наузы, звали предков и духов. Сжимались в боевом пожатии руки, бойцы делились силой и отвагой. Отряд превращался в единое целое, готовое сражаться и, если надо, умереть.
Все же Стас решил не лезть совсем уж напролом.
Санный поезд остановился, чуть не доезжая до переулка.
Скользнули в ночь две едва различимые тени.
Вернулись.
— Вроде, тихо, — дохнул Стасу в ухо чесноком пластун, — но на воротах двое, ограда высокая, глухая. Доски добрые, дуром не прошибешь. Что на задах, не понять, проход какой-то рухлядью завалили.
Стас помолчал, прикидывая.
Подошедшие командиры пятерок молчали, ждали.
— Что, братцы, в лоб пойдём? — обратился к ним Стас. — Предлагаю такое. Идём на рысях вроде как, мимо, первые сани проезжают, из вторых высаживаетесь, снимаете часовых и захватываете ворота. Из замыкающих — на углу перебираетесь через забор.
Перевел взгляд на разведчика:
— Сможем?
— Сможем. Если один другого подсадит. Парни все крепкие.
— Проламываемся в ворота, дальше — по обстановке.
— Ваня, Шаман, что чувствуете? Где они все это могут устроить?
Якут и Иван стояли, чуть согнув ноги, покачиваясь, будто под порывами ветра, который чувствовали лишь они.
— В глубине, — шепнул Шаман, — глубоко внизу. Ищите проход вниз, они внизу, там тьма. Они позовут тьму во тьму.
— Все слышали? — бойцы кивнули слаженно. Каждый из них не раз видел самую лютую чертовщину и знал, как искать то, что очень хотят спрятать.
___***___
Снова свистел снег. Резко, коротко и зло.
Часовые услышали, но среагировать правильно все же не успели, отпрыгнули от первых саней, унёсшихся в темноту, и их тут же сбили вторые, а выскочившие из саней бойцы и деловито зарезали.
Пока двое занимались часовыми, остальные ворвались в сторожку рядом с воротами и перекололи всех, кто там был. Заскрипели ворота, и порубежники ворвались во двор.
Подход к дому перекрывала баррикада, сооруженная из сцепленных друг с другом телег и саней. Пройти к крыльцу можно было только, по узкому проходу, который простреливался со всех сторон.
Треснули выстрелы, полетели в наступающих стрелы.
Били метко, двое порубежников молча рухнули на снег, но остальные не прекратили атаку. Дружно ударил ответный залп, стрелки, присев на одно колено у распахнутых ворот, повели беглый огонь, прикрывая товарищей, которые быстро пересекли двор и сбили защитников баррикады с первой линии обороны.
Теперь рубка шла на самой баррикаде.
Федул рубился рядом со Стасом, успевая выкрикивать короткие команды, которые исполнялись чуть ли не раньше, чем он их произносил.
Защитники рубились жестоко, хладнокровно и расчетливо.
Это были явно не наспех обученные фанатики, готовые умереть, но теряющие голову от ярости.
Хромого теснил высокий, гибкий, как тростник парень в хорошем легком доспехе. Рубился экономно и грязно. Но в какой-то момент подался вперед, когда Стас раскрылся, и попал под меч Федула, который рубанул его по шее.
Тело с разрублнной шеей сделало еще шаг и упало с телеги.
— Волжские, никак, — кивнул на тело Федул. Помог Стасу спуститься с баррикады, и они оба бросились за остальной группой.
Да, Стас тоже обратил внимание. Крепкий, но не новый доспех, очень расчетливая манера боя и готовность идти до конца. На Волге целые села — богатые и хмурые, жили закрытой от посторонних жизнью, готовя наемников. Очень дорогих, ведь они всегда выполняли договор до конца. В случае предательства соседи вырезали всю семью. В случае достойной смерти — заботились о семье, пока не подрастали те, кто брал заботу о родичах на себя. Если таких не было, то пока не умрет, в почёте и достатке, последний из рода.
Достойные крепкие противники.
Но — они всегда до последнего хранили жизнь нанимателей.
— Следить, куда они отступают! На плечах висеть, глаз не спускать! — заорал Стас, уверенный, что его услышат.
Услышали.
Насели, не дали закрыть дверь, забаррикадироваться. Хотя двое наемников стояли на крыльце насмерть, а третий быстро и метко стрелял, прикрывая отход товарищей.
Атакующие успели залечь, снайперы не давали стрелку поднять голову, и отчаянным натиском порубежники с иноками смяли заслон.