До ее смерти осталось сто дней
Шрифт:
– Все болит, - прошептала Пэнси и поморщилась. Каждое слово сейчас давалось ей с трудом.
– Все пройдет. Нужно просто немного потерпеть.
Это было очевидной ложью. Да, спустя какое-то время метка и правда перестанет причинять такие физические страдания, но ощущение обреченности с каждым днем, напротив, будет становиться все сильнее и сильнее. Уж Драко это точно знал…
Но сегодня было не время посвящать Паркинсон во все ужасы жизни Пожирателей. Поэтому Малфой молча налил из графина воду в стакан и заставил Пэнси выпить его до дна. Она попыталась благодарно улыбнуться, но получилась у нее лишь какая-то судорожная гримаса. Ей было слишком больно, да и моральное напряжение последних двух дней давало о себе знать.
– Давай, тебе нужно поспать, - приказал Драко, буквально вытаскивая Пэнси из кресла. Она что-то неразборчиво пробормотала
– Прости.
Паркинсон ничего не ответила, и все то время, пока Драко осторожно стягивал с нее мантию, напоминала тряпичную куклу, неспособную и мгновения продержаться прямо. А когда ее наконец-то уложили на кровать, она тут же провалилась то ли в сон, то ли в обморок.
Малфой тяжело вздохнул; это оказался чертовски длинный день. Приняв душ, Драко попытался заснуть: обнял Пэнси, уткнулся носом ей в затылок. Ее волосы были послушные и мягкие, даже сейчас аккуратно рассыпались по подушке, будто их только что расчесали. И пахло от Пэнси чем-то пряным, особым - тяжелым духом слизеринских подземелий, горьким чаем, который она так любила, и душной едкой лавандой. Некстати вспомнилась Грейнджер, с которой - Мерлин, ирония-то какая!
– совсем недавно Драко лежал точно так же. У нее был совсем другой запах, ее волосы к утру напоминали птичье гнездо, она толкалась и спала беспокойно, но все же, если бы Малфоя спросили, с кем именно он хотел бы провести эту ночь… Драко не стал доводить мысль до конца. Когда-то он обещал Пэнси, что хотя бы находясь с ней в одной постели не будет думать ни о ком другом. В конце концов, она, как его будущая жена, имела право на такую просьбу. И, конечно, не заслуживала сравнения с грязнокровной гриффиндорской девчонкой…
***
Драко проснулся от ощущения чужих рук на его теле. На одно мимолетное мгновение ему подумалось, что это может быть Грейнджер, но уже через секунду он осознал, насколько бредова эта мысль. Конечно, это была Пэнси; ее все еще горячие руки легко поглаживали его грудь и живот.
– Я знаю, что ты не спишь, - прошептала Паркинсон, целуя Малфоя в уголок рта.
– Уже нет. Поспишь тут, когда тебя так… провоцируют.
Пэнси тихо засмеялась, ее небольшая ладонь наконец-то накрыла полувозбужденный член Драко.
– Это просто маленькая благодарность за твою помощь, - выдохнула она ему в губы и наконец-то поцеловала.
Поцелуй получился ленивым, тягучим. Пэнси, вероятно, еще не окончательно пришла в себя, но раз у нее хватало энергии для этого, то почему Малфой должен был отказываться? За последние месяцы он успел соскучиться: и по женскому телу в целом и по Пэнси в частности.
Уже позже, когда Паркинсон небрежно вытерла перепачканую спермой ладонь о простынь и, положив голову Драко на грудь, вновь задремала, он позволил себе признаться. Признаться в том, что на месте Пэнси ему бы хотелось видеть Грейнджер - грязнокровную, неопытную, неловкую. Малфой осознавал, что сошел с ума, помешался. И никакая сила воли не помогала избавиться от этой мании.
Пэнси пошевелилась, уткнулась носом ему в плечо. На ее руке чернела метка, кожа вокруг была покрасневшая и воспаленная. Драко всегда считал, что их с Пэнси союз будет очень неплохим - в чем-то они все же были схожи. Оба не ревнивые, ценящие свободу, не стремящиеся лезть друг другу в душу. А еще у них были одинаковые взгляды на служение Волдеморту. Они редко обсуждали это - даже наедине разговаривать на подобные темы было слишком рискованно, но все же знали, что для них судьба Пожирателей - вынужденное обязательство, своеобразная расплата за чистокровность. Пэнси принимала его таким, какой он есть. И никогда не пыталась увидеть в нем кого-то другого, не выискивала в нем слабые, уязвимые стороны. Она никогда не раздражала его, не вызывала желания причинить ей боль, но и интереса к ней Драко не испытывал. Уж слишком она была привычна, ее действия можно было предугадать на десяток шагов вперед. Не то, что Грейнджер…
Малфой недовольно поморщился. Кажется, чем дольше он не видел Гермиону, тем больше думал о ней.
Комментарий к Часть 26
Глава переходная, соответственно совсем маленькая.
Спасибо всем за терпение!
========== Часть 27 ==========
Гермиона не знала, уехала Паркинсон или нет. Наверное, да, потому что и вчера, и сегодня домовой эльф сообщал, что “мистер Малфой приглашает мисс Грейнджер в столовую”. Вряд ли бы они посадили ее за один стол со своей чистокровной гостьей. Зачем отказываться от установившихся традиций? Грейнджер давно привыкла, что к ней здесь относятся, словно к страшной тайне, уродцу, которого стоит скрывать от остальных. Хотя вначале ее же это не волновало… Это все чертов притворщик Драко, который в какой-то момент стал казаться нормальным, человечным что ли… Вот Гермиона и взрастила какие-то глупые иллюзии, которые с оглушительным звоном разбились тем поздним вечером, когда Малфой так ужасно поступил с ней. Она зареклась выискивать хорошие качества в Драко и полутона в этой войне. Драко Малфой был сволочью и врагом, Гермиона Грейнджер была предана Ордену и безоговорочно верила директору Дамблдору - точка! Вот так было правильно. Такого курса стоило придерживаться оставшееся до Рождества время.
И вчера, и сегодня Гермиона проигнорировала приглашение разделить трапезу с Малфоями. Люциус мог возмущаться сколько угодно из-за ее неповиновения, но Гермиона имела право самой решать, где, когда и сколько ей есть. Она же значилась “почетной гостьей” в Малфой-Мэноре, не так ли? Вот и пришла пора воспользоваться своим положением - пусть даже в таком пустяке.
Уже несколько дней Гермиона чувствовала тяжелую апатию. Она не выходила из комнаты, не открывала письмо с заданиями из Хогвартса, почти не притрагивалась к еде, которую ей все же с запозданием приносили эльфы. От Гарри и Рона вчера пришли письма, но и друзья тоже ограничились общими, ничего не значащими фразами. Их можно было понять - они не хотели волновать Гермиону, зная, что ей и так несладко приходится, но все же, перечитывая их послания вновь и вновь, до дрожи хотелось обнаружить хоть что-то значимое. Какую-то зацепку, которая подарила бы хоть толику энергии, позволила собраться с силами и вновь поверить, что она нужна, что Гермиону все еще считают важным членом их Золотого Трио. Когда такой зацепки обнаружено не было, она просто смяла письма и не стала пока отвечать. В таком ее душевном состоянии каждая строчка была бы пронизана болью и обидой. И кому от этого стало бы лучше? Вот-вот, никому… Гермионе просто нужно было время.
Грейнджер читала достаточно маггловских книг по психологии, чтобы поставить себе диагноз. Ее состояние уж слишком напоминало депрессию, но какой-либо возможности вырваться из заколдованного круга, сменить обстановку не было. Оставалось надеяться, что к Рождеству она окончательно не сойдет с ума.
Иногда Гермиона вспоминала те мгновения, когда Малфой был нормальным или даже дружелюбным. Ведь тогда Грейнджер - не стоило скрывать - даже испытывала удовольствие от его общества. Мерлин, она позволяла Малфою целовать себя и, если быть до конца честной, испытывала постыдное, робкое, но все же явное желание. Наверное, необходимо было поблагодарить Драко: в конце концов, своим поступком он разбил розовые очки, позволил вернуться в пугающую реальность из мира странных, нелепых фантазий.
Теперь, после визита Паркинсон, Малфой уже не ошивался возле ее комнаты, что лучше всего иллюстрировало подлинные причины его поступков. Еще в Хогвартсе до ушей Гермионы долетали слухи о похождениях “Слизеринского принца”. Конечно, здесь, будучи тоже невольным заложником обстоятельств, он на время забыл о происхождении Гермионы. А как только рядом оказалась его чистокровная подружка - сразу вспомнил. Вот и все - никакого глубинного смысла.
В дверь постучали, отрывая Грейнджер от тягостных мыслей. Она приподнялась на локтях, раздумывая, стоит ли отвечать или же притвориться спящей. С одной стороны она не чувствовала в себе стойкости выдержать неприятный разговор с кем-либо из Малфоев. С другой - откладывать было не в правилах Гермионы; рано или поздно нежеланная беседа все равно состоится, зная упрямство членов этой семьи. Пока Грейнджер раздумывала над возможными последствиями этих вариантов, в дверь постучали вновь - в этот раз настойчиво и нетерпеливо. Стало ясно, что это Драко; ни Люциус, ни тем более Нарцисса не позволили бы себе такой наглости, даже если бы на Малфой-Мэнор напали дементоры. Сыну определенно стоило поучиться у родителей.
– Кто там?
– в конце концов, крикнула Гермиона.
– Рон Уизли, кто же еще?
– раздраженно прорычал из коридора Малфой.
– Грейнджер, что за глупые вопросы? Открывай или я открою сам!
– Я отдыхаю, Малфой.
– Я не займу много твоего драгоценного времени!
Раздражение в голосе Драко было настолько отчетливым, что Гермиона с какой-то злой досадой поняла, что боится. Боится, что он вновь позволит себе те жестокие унизительные вольности. Боится, что не справится с ним, не сможет отстоять свои права и достоинство.