До мурашек
Шрифт:
Но на моей электронной почте уже пару месяцев висят неоткрытыми несколько интересных проектов, дающие возможность попробовать себя в роли полноценного постановщика, на которые я условно дала согласие, но ментальных сил даже начать просматривать материал пока в себе не находила.
Сегодня же, устроившись в плетенном кресле на террасе второго этажа Лёвкиного дома, поставив рядом с собой тарелку с фруктами и то и дело поглядывая на по пояс голого Лёву, вместе с работниками обшивающего досками хозблок во дворе, я приступила к изучению концепции постановки,
Меня так захватило, что сложно было на месте усидеть. Мгновенно родились определенные образы, движения, связки, идеи. Сразу захотелось ими поделиться - так давно я не чувствовала подобный подъем. И я, найдя немного похожих вариантов в сети, наскоро слепила из этого что-то вроде корявой, но вполне связной презентации, и переслала Ивану. Не повезло - он оказался занят, отписался, что рад, что я наконец очнулась, но посмотреть сможет только завтра с утра. И что в любом случае надо встречаться вживую, а он только на следующей неделе вернется в Краснодар.
А меня распирало...Но, покосившись на Лёвку внизу, утирающего сейчас пот со лба локтем и смеющегося о чем-то с Маратом, решила, что вечером солью все идеи на него, и на этом немного успокоилась. Хоть и конструктивной критики от Лёвы не дождешься, зато он всегда стойко переносил мои разговоры про танцы и даже в чем-то уже вполне разбирался.
По крайней мере, раньше...
Я не знала, как дела обстоят сейчас. Скорее всего, уже забыл всё за ненадобностью, но проверить жутко захотелось. И я начала с нетерпением ждать момент, продолжая потихоньку искать нужный материал, когда на улице стемнеет настолько, что продолжать работу бригада не сможет, и мы с Лёвкой останемся вдвоем.
Ближе к вечеру позвонил ошарашенный отец. Сиплым голосом поинтересовался правда ли, что я к Лютику съехала. Чувствовала себя жутко виноватой, говоря "да". Не потому, что съехала, а потому что, погрузившись в собственные переживания, даже не подумала его лично предупредить. Да хотя бы позвонить самой. А так, получается, он домой с работы пришел, и мама поставила его перед фактом. Он этого не заслужил. В трубке повисла гробовая тишина.
– Это как понимать, Гуль?
– прохрипел папа через несколько секунд.
– Пап...Никак...Просто захотелось...- пробормотала в ответ, жмурясь от того, как это дико вслух звучит.
– Мда...
– помолчал, - Завтра на тренировку зайдешь?
– Да, в шесть же?
– Да...
– Хорошо. Пока, пап, до завтра.
– Пока...
Положила трубку. На спине испарина выступила от волнения. Ну да, завтра нормально поговорим. Правда, я, конечно, плохо представляю, как о таком говорить с отцом. Хотя...С мамой утром разговор вышел на удивление душевным, а я ведь и про нее была уверена, что она не поймёт.
***
Решение уже созрело во мне по пути обратно с тренировки. Не знаю, почему не сказала Лёве об этом - наверно хотелось до последней секунды оставить себе возможность передумать.
Так или иначе, забежав домой и поднявшись на второй этаж, я сразу начала собираться. Вышла из своей спальни через минут двадцать с забитой под завязку спортивной сумкой и твердым намерением не обращать внимание ни на какие мамины доводы, а слушать только себя. Как на поле боя зашла к ней на кухню.
Она, в голубом переднике, по своему обыкновению в этот час суетилась у плиты. Кажется, жарила хворост. Аппетитный запах расползся по всему первому этажу, вызывая повышенное слюноотделение и щекоча рецепторы.
Поставила сумку на пол. В ожидании, когда обернется ко мне, подперла плечом дверной косяк.
– Мам...
– Садись - поешь, - она искоса взглянула, отвернулась было, но, зацепив взглядом сумку, медленно обернулась опять.
– Собралась куда?
– Мам, я к Лёве пойду жить. Я решила.
Скрестились глазами, и у меня вдоль позвоночника холодок побежал, потому что у матери будто всё лицо окаменело, а уголки губ поползли вниз.
Она медленно отложила лопатку в сторону, переставила сковородку на негорячую конфорку и вперила в меня тяжелый взгляд, вытирая руки о полотенце.
– Ты сдурела что ли?!
– Мам, - повторила предупреждающе.
– Да что "мам"?
– всплескивает руками мать, - Я уж не спрашиваю, звал ли он тебя замуж, но это хоть серьезное что-то, а? Ну скажи хотя бы, что пошутила, когда выдала мне тут, что это так...пошоркаться!
– Не пошутила, мам, но это никого не касается, кроме нас, - отрезаю холодно.
– Да как не касается-то, дочь? А ничего, что вас все знают?! Что вы вообще родственники по деду, нет?! Мало что ли наше имя треплют? То отец сына на стороне поджил, ты теперь у нас просто так с названным братом жить собралась!
– запричитала, выделяя "просто так" голосом.
– Я сама так захотела. И будто, если бы не "просто так" - не трепали бы, - закатила я глаза.
– Трепали бы! Но хоть бы я с отцом спокойная была, - поджала губы мать в тонкую линию.
А я замерла, удивленно смотря на неё.
– Ты о чем?
– поперхнулась.
– Как о чем? Да все о том же, - покачала головой мать,- Так и ходишь всю жизнь неприкаянная. Детьми-то вам рано было, такие молоденькие...А сейчас бы уж...Зачем соглашаешься на такое, дочка? Если ты нужна ему, пусть уж нормально всё делает. Серьёзно. А не так. Как с девкой...Тьфу...
– Не может у нас быть серьёзно, сама знаешь, что я ему дам?
– я обхватила ладонью шею, пытаясь унять подступающее удушье.
– Себя! Ему может больше ничего и не надо, упёртому этому...
– скрестила мама руки под грудью, внимательно разглядывая меня.
Я покачала головой, пряча глаза.
– Это не так, я точно знаю, что надо. Он всегда об этом говорил. Большая семья, много детей...
– Мало ли кто что говорил, ты сейчас спроси. Не спрашивала?
– хмыкнула мать, подходя ко мне ближе.