До мурашек
Шрифт:
– Знаешь, мне тогда наверно лучше к родителям вернуться, - поднимает на меня глаза.
– Не понял, - хмурюсь.
– Ну как…Приедет сын твой, а тут чужая тетя по дому расхаживает. Зачем это надо? У него итак не самые простые были месяцы, насколько я понимаю.
– Непростые, да, - вздыхаю, раздраженно потирая лоб.
Раздраженно, потому что понимаю, что Гулька права. И потому, что мне не хочется это понимать. Это что же? Наша последняя ночь вместе? А потом опять по деревьям тайком скакать?! Да ну на фиг…!!!
–
– Ну а как? – растерянно хлопает ресницами.
– Всё нормально будет, не переживай.
– Лёв, я не уверена…- кусает губы, - Ребенок же...Как он вообще меня воспримет?
– Купишь ему чипсы, нёрф, и отлично воспримет, с Мишаней вообще просто договориться – он мировой пацан. Всё, в машину пошли, - выкидываю окурок и подталкиваю её обратно к джипу.
49. Гулико
Встаю я за час до будильника и сразу отправляюсь в душ, даже не пытаясь ещё раз уснуть. И так всю ночь проворочалась, одолеваемая разными, неясно-тревожными мыслями.
Лёвка улетел за сыном ещё вчера, обратно у них куплены билеты на это раннее утро, а значит уже к полудню он привезёт Мишу сюда.
После душа переодеваюсь в спортивное, затыкаю уши капельками наушников и отправляюсь на пробежку. Выматываю себя до такого состояния, что обратно буквально доползаю, сильно подволакивая нестерпимо занывшую ногу. Закидываюсь обезболивающим и снова отправляюсь в душ. Натираю себя до скрипа, чувствуя, как гудят от пережитого напряжения все мышцы.
Но перебить ментальное физическим всё равно не удаётся. И я, стоя под упругими струями воды, только и думаю о том, что через несколько часов познакомлюсь с Лёвкиным ребёнком.
Для меня это вдруг невероятно эмоционально тяжело. Лучше бы он бывшую жену привёз, честное слово.
Какой он, этот Миша? Как выглядит? Как воспримет меня? В штыки? Я бы в его возрасте точно восприняла в штыки...
Смешно, но я не видела ни одной Мишиной фотографии. Можно было бы конечно прямо сейчас порыться в соцсетях, но мне почему-то страшно. В последний раз я искала в интернете что-то о Лёвке сразу после его свадьбы.
Очень хотелось посмотреть, какая она - та, которую он выбрал после меня.
Посмотрела. Красивая. Невероятно красивая и нестерпимо счастливая в белоснежном платье А - силуэта, со светящимися глазами, черными высоко заколотыми локонами и лучезарной улыбкой на притягательном нежном лице. И Лёвка рядом - такой же счастливый и идеальный. Целует её и носит на руках...
Больше я так над собой не издевалась.
И сейчас мне тоже было боязно лезть в инстаграм его жены или родственников, и там напороться на очередные фотокарточки чужой, пусть уже и бывшей семейной жизни.
Да и что я такого там увижу? Ребенок и ребенок, да?
Выйдя из душа, спускаюсь на первый этаж. Включаю музыкальный канал на плазме, делаю пару кругов по кухне-гостиной, не зная куда себя деть. Лёвка уже отписался, что они приедут через каких-то два часа. Колотит от нервов сильнее с каждой минутой.
Надо бы поесть, но я не хочу. Зато догадываюсь, что они -то как раз приедут голодные. С Лёвой проще - он вообще всеяден после училища, а вот чем кормить пятилетнего ребенка. Вряд ли ему интересен мой витаминный салат...Идею пойти и взять готовую еду в кафе отметаю сразу. Почему-то хочется самой.
Что я любила в детстве?
Мамину выпечку и блины. И, если с дрожжевым тестом я сейчас вряд ли справлюсь, то с блинами - можно попробовать. Правда готовила я их в последний раз лет в пятнадцать. Мне такое категорически нельзя было большую часть моей жизни, и лишь от маминой стряпни я никогда не находила сил отказаться, пользуясь тем, что я по природе худощавая, в папу, и могу позволить себе чуть больше, чем остальные.
Беру первый попавшийся рецепт в интернете, чтобы соблюсти пропорции, и приступаю к готовке, которая хоть немного отвлекает и успокаивает. Правда, тонких и ажурных блинчиков как у мамы у меня не получается - навыка нет. Это скорее толстенькие большие оладьи, обмазанные сливочным маслом, но на вкус вполне...Сама не замечаю, как на стрессе, пока готовлю, съедаю штук пять.
И чуть не роняю из рук сковородку, когда слышу, как распахивается входная дверь.
Медленно вытираю руки о полотенце и, выключив плиту на время, поворачиваюсь лицом ко входу.
В прихожей шаги, до меня доносятся звуки возни, шуршания одежды, Лёвин голос и ещё один - тонкий, звонкий, громкий. Детский...
У меня сердце болезненно сжимается, отказываясь толкать кровь, когда слышу детское "пап", сказанное с той особенной требовательно- бодрой интонацией, которой зовут своих родителей все обласканные любовью дети, точно знающие, что их услышат и помогут в любой момент.
– Пап, повесь!
– Давай. Так, здесь разувайся. Снимай рюкзак. Да не парься, попозже наверх отнесем. Мишань, пошли в гостиную. Там, похоже, кормить будут, судя по запахам.
– М-м-м, я голодный! А кто тут? Бабушка? Пап, а я в твоей комнате буду?
– Да, в моей.
Слышу, как они идут ко мне по коридору. Впиваюсь пальцами в столешницу за моей спиной.
– Люблю твою комнату. Там речку видно, - мечтательно тянет мальчишеский голосок, а через секунду я вижу его хозяина.
И перестаю дышать, потому что он...
– Мишань, познакомься, это моя подруга - тетя Гуля, - Лёва тормозит сына, обняв за худенькие плечики, и поворачивает его голову в мою сторону.
В меня тут же впиваются широко распахнутые от неожиданности серо-голубые глаза.
– Гуль, это Мишка, - Лёвка подбадривающе мне подмигивает, но я вижу его лицо как в тумане. Всё внимание отдано ребенку.
Медленно киваю недоверчиво разглядывающему меня Мише и силюсь улыбнуться, но губы онемели.