До особого распоряжения
Шрифт:
кубометров земляных работ и кладки свыше 20 тысяч кубометров бетона».
Примеры высокого патриотизма, стойкости и воли приводятся в коротких информациях.
На строительство Нижнебозсуйской ГЭС пришел Алимджан Карабаев. В боях с немецко-фашистскими
захватчиками комсомолец лишился зрения. Никакие уговоры не могли изменить решение Алимджана.
Он настоял на своем и получил работу по выемке земли.
В сводках о сборе хлопка указывались сотни фамилий комсомольцев и коммунистов, сдавших в 1944
году по 10 000 и более килограммов «белого золота». Это при ручном сборе.
Поэт Султан Джура, которого я хорошо знал в юности, погиб за освобождение Белоруссии. Он
присылал с передовой в Узбекистан стихи о весне, о людях, которые помогают фронту своим трудом.
Так в эти тяжелые годы жила моя республика.
ГОРНЫЕ ТРОПЫ
Они поднимались неторопливо...
166
Цокали копыта маленьких лохматых лошадей. Неказистые на вид животные были выносливыми,
чуткими. Не обращая внимания на клокочущую воду, которая пенилась тут же рядом, на стремительные,
жутковатые обрывы, лошади находили надежный путь. Полностью доверившись их чутью и
осторожности, дремал в седле проводник. Дремал как-то странно. Он сидел прямо, вытянувшись, ни разу
не покачнулся и не склонил голову.
Проводнику лет двадцать пять. Он, наверное, вырос в седле и не впервые пускается в такой долгий,
опасный путь.
На перевалах едва заметные извилистые тропки расползались в разные стороны. Не было случая,
чтобы проводник задумался хотя бы на минуту. Он точно, безошибочно выбирал нужную. Махмуд-бек
хотел спросить, в который раз тот идет к Живому Богу, но удержался.
Проводник разговаривал мало. А о делах вообще молчал. Он понравился Махмуд-беку с первого дня
знакомства, когда внизу, в небольшом поселке, они вместе покупали этих лошадей. Выбирал проводник.
Он не хлопал лошадей, не трепал их гривы, не рассматривал зубы, а просто погладил одну по шее и
остался доволен:
– Хорошие...
– коротко определил проводник.
– Надо покупать.
– Потом спросил о цене и, услышав
ответ, опять коротко сказал: - Надо платить.
Хозяин, получив деньги, бережно спрятал их в поясной платок, прочитал молитву и пожелал путникам
счастливого пути. Потом передал завернутый в грязноватую тряпицу солидный комок местного сыра.
Проводник, вероятно, почувствовал недоумение Махмуд-бека по поводу этой сделки, прошедшей
несуетно и быстро.
– Здесь честные люди, - позже объяснил он.
– Хорошие люди. Не такие, как в городе. Эти лошади
стоят ваших денег.
Третий спутник молча выложил нужную сумму за свою лошадь. Расплачивался он небрежно, будто
всю жизнь так ловко орудовал солидными ассигнациями.
– Хозяин даже не пересчитал деньги, - потом вспомнил проводник.
– Он тоже привык верить людям.
Молодой вождь дал Махмуд-беку не только сильного, опытного, но и умного проводника.
– Не слишком ли медленно мы двигаемся?
– однажды спросил Махмуд-бек.
– Мы идем вслед за весной...
– ответил проводник.
– Она в горах не спешит. .
Он даже сам не почувствовал, сколько поэзии было в его ответе.
Травы упрямо, но с какой-то опаской, еще не доверяя первым теплым лучам, пробивались, лезли из-
под камней, из угрюмых, сырых расщелин. А дальше уже покачивались голубоватые, синие, желтые
цветы. Краски становились сочными, яркими... По торопливым ручьям, по бешеному рокоту небольших
пенистых речек проводник определял, что творится там, на высоте. Весна настойчиво и все смелее
будила этот край.
На привалах лошади возбужденно встряхивали лохматыми гривами, жадно раздувая ноздри, тянулись
к свежей траве. За зиму им надоело хрустеть сеном.
Трава была напоена весенними ливнями, соками пробудившихся гор. Махмуд-бек сорвал несколько
травинок, сжал пальцами и почувствовал, как скользнули капли...
Портил настроение третий спутник. Чувствовалось, что он не нравится и проводнику, хотя тот
открытого неудовольствия ни разу не высказал.
На привалах спутник устраивался в сторонке, разворачивал свой узелок с продуктами. И почему-то,
хотя никто его не торопил, жадно ел, запивая холодной водой жирную баранину.
А проводник молча разжигал костер, в потемневшем кумгане кипятил чай. Покосившись на Махмуд-
бека и словно получив его молчаливое согласие, он подносил пиалу угрюмому, странному юноше.
Разве так люди ведут себя в длинной, опасной дороге! Смешной человек... Он так может погибнуть,
если останется один. И никому не нужна его баранина. Смешной... От чая отказывается.
Казалось, что все это хочется проводнику высказать вслух. Но он никогда не вмешивается в чужие
дела, да еще в присутствии старшего, в присутствии человека, которому он обязан служить.
– Как тебя зовут?
– спросил Махмуд-бек у странного спутника.
Тот испуганно замигал. Он боялся, что за первым вопросом мог последовать второй, третий...
– Адхам, - прошептал он.
– Узбек?
– Да.
– Почему же ты забыл обычаи своего народа?
– вздохнул Махмуд-бек.
– Какие?
– растерянно спросил Адхам.
– Эх ты... Разве об обычаях народа рассказывают. Их от матери, от отца перенимают.