До особого распоряжения
Шрифт:
– Хороший был человек... Верный сын ислама...
Потом бормотал молитву. Сотники просили благословения, и муфтий желал им побед во имя веры и
нации.
Фузаил Максум показывал пулеметы, ящики с патронами, лимонки. Муфтий осторожно взял гранату.
Сухие, тонкие пальцы сжали ребристый металлический панцирь. Под кожей заходили желваки. Старик в
своем воинственном азарте был немного смешон. Но никто не улыбнулся.
– Ой, молодцы мой, - повторил муфтий.
Наклонившись, он положил гранату в ящик и кончиками пальцев провел по ряду лимонок.
40
Фузаил Максум показал комнаты, где висели рядом с новенькими халатами английские гимнастерки,
стояли крепкие сапоги. Здесь пахло тканью, кожей, плесенью. Муфтий хотел посоветовать чаще
проветривать одежду, но смолчал. В эти минуту он думал о том, что выступление против Советов близко.
Вот бы во двор к Фузаилу затащить кого-нибудь из англичан или японцев! Пусть полюбуются. Тогда они
иначе будут разговаривать с представителями «Милли истиклял».
В других комнатах, прохладных, темных, стояли огромные глиняные сосуды - хумы с кусками
жареного мяса.
Фузаил Максум мог повести в бой своих всадников сейчас же, сию минуту.
В становище не было ни одной женщины. И ничто не напоминало о них.
– Вы, я слышал, женились здесь?
– спросил муфтий.
– Да, уважаемый отец. Но жене не пристало находиться среди воинов.
– Очень хорошо. Так и надлежит поступать большому военачальнику.
– Муфтий льстил курбаши, и тот
готов был лезть из кожи, чтобы еще больше понравиться видному человеку.
– Вы не устали, уважаемый отец?
– Какой истинный мусульманин устанет от подобного зрелища! Вы порадовали меня, мой сын. Я будто
помолодел на много лет.
В комнате, покрытой коврами, за богатым дастарханом муфтий прочитал яростную проповедь.
Махмуд-бек видел, что достаточно одного слова - и люди Фузаила вскочат на коней.
Будни все-таки пришли. К муфтию потянулись эмигранты. Это были люди, промотавшие все
состояние. С надеждой смотрели они на каждого нового человека, ждали радостных сообщений.
Муфтий убежденно говорил о «близком дне», когда все изменится.
Стоило обнадеженному человеку уйти, муфтий начинал ворчать:
– Ничего не могут. . Беспомощны.
Махмуд-бек обратил на это внимание. Большинство русских эмигрантов быстро осваивались в чужих
местах: работали механиками, столярничали, открывали мастерские. Туркестанцы же, не имевшие
профессий, спустив деньги, занимались мелкой торговлей, а в лучшем случае - работали в
парикмахерских и пекарнях.
– Беспомощный народ, - осуждал их муфтий, но в душе он был рад этой неустроенности. Подобные
люди послушны, как дети.
За спинами отцов, вытягивая шеи, обычно теснилась молодежь. Парни выросли на чужбине. Многие
не каждый день видели свежую лепешку. Отцы хоть вспоминали о полях, лавках, заводах, вспоминали о
сытой жизни.
Новое поколение росло без надежд, родины, без будущего. Это поколение тоже быстро опутывалось
проповедями муфтия - сетями из высокопарных фраз.
Сотни бедняков гнули спину на чужбине. Обманутые, они бежали вместе со своими хозяевами и
теперь ждали хоть какого-то просвета в мрачных буднях, а муфтий во всех бедах и несчастьях обвинял
неверных - большевиков.
Один раз в неделю муфтий и Махмуд-бек шли как на службу в турецкое консульство.
Эсандол считал Садретдин-хана своим давним другом. Махмуд-бек произвел на консула самое
блестящее впечатление.
Подавался черный кофе. Муфтий неумело двумя руками брал хрупкую чашечку, бросал взгляды по
сторонам: так ли он поступает? Покончив с этой тонкой проклятой процедурой, муфтий сыпал
вопросами:
– Кто может помочь эмигрантам?
Эсандол держал чашечку на весу, сделав глоток, запивал его из стаканчика ледяной водой.
– Судьба человека в его руках, - уклончиво отвечал он.
– Но у них нет судьбы, и руки дрожат от голода, - наступал муфтий.
– Вы правы, уважаемый, у них руки дрожат. Но сначала мы должны взвесить общие силы. До вас этим
никто не занимался.
Муфтий, довольный, пропускал бородку через пальцы.
– Вы еще не познакомились со всеми эмигрантами. Мне хотелось бы знать, как живут казахи. -
Эсандол назвал небольшой район, где находилось около тысячи беженцев.
– Вы имеете полное право передвигаться по стране. Паспорта нашего государства обеспечивают вам
безопасность. Не забывайте, что вы - турецкие подданные.
Эсандол напомнил об этом с милой улыбкой. Фраза на первый взгляд была незначительна. Но
Махмуд-бек понял ее смысл: отныне каждый свой шаг нужно согласовывать с турецким консулом.
Огромная толпа голодных, оборванных людей тянулась за муфтием. Каждому хотелось получить
благословение, дотронуться рукой до его халата. Муфтий семенил к большой юрте. Степенные аксакалы
не поспевали за высоким гостем. Нищета сквозила во всем: в одежде, в движениях людей, в
заискивающих взглядах. Страшная нищета...
Аксакалы не жаловались. В большой юрте обстановка была иной. Напоминала она о прошедших днях
богатых скотоводов. По случаю приезда муфтия был зарезан баран. Огромные куски мяса были щедро