До особого распоряжения
Шрифт:
48
– Но прошу: живи здесь и не пытайся пробраться к Фузаилу. Там ничего не достигнешь - тебя разорвут
в клочья... Договорились? Повторяю: мне не интересно знать, кто ты. Ты просто мне нравишься. Ты мой
земляк. Я тоже вырос в горном кишлаке.
Девочке было четырнадцать лет. Она училась в шестом классе. В кишлаке была открыта только
начальная школа, и девочка ежедневно ходила через перевал в районный центр, где была десятилетка.
Она возвращалась в последнее
девочка задерживалась, чтобы навестить ее.
В горах уже давно было спокойно.
Лихорадочная дробь гулко отдавалась в ущелье. Девочка уступила дорогу всадникам. Один из них
задержался. Девочка взглянула на незнакомое багровое лицо и невольно прижалась к каменной стене.
Крепкие руки схватили школьницу. Очнулась она в чужом городе.
В просторном доме ползала злая старуха. Безо всякой причины она подходила к девочке, щипала ее
и хихикала:
– Сладость... Сладость...
Девочка не притронулась к еде.
– Ну и дура. Тебе нужно быть в теле. Хозяин скоро заявится.
Девочка не понимала ее слов, но сообщение о хозяине заставило вздрогнуть. Наверное, тот самый, с
багровым лицом.
Когда старуха хлопотала у очага, с трудом, тяжело кашляя, раздувала огонь, девочка нашла нож...
Старуха спохватилась поздно.
Разъяренный Фузаил Максум бил сводницу - свою давнюю знакомую - долго. Бил ногами, топтал.
В полночь басмачи увезли два трупа в пустыню.
Фузаил Максум не представлял, что советская школьница - его последняя жертва. А впереди -
возмездие. Не представлял потому, что лидеры туркестанской эмиграции всего лишь слегка пожурили
курбаши.
В караван-сарае к вечеру становилось многолюдно. Салим ждал, когда в воротах появится человек, от
которого он хотел услышать хотя бы одно слово. Махмуд-бек ограничился легким кивком.
Во дворе шумели. Из-за места у стены дервиши затеяли драку. Драка старых, обессиленных людей
выглядела жалко. Присутствующие, особенно паломники, отворачивались, старались не смотреть на
«святых» людей. Потрясая посохами, разошедшиеся дервиши призывали в свидетели аллаха.
Запахи дыма, навоза, конского пота и визгливые крики... Махмуд-бек не мог к этому привыкнуть. Да и
усталость, нервное напряжение давали о себе знать. Секретарь муфтия спешил в прохладную комнату,
где были потертые циновки и курпачи. Если Садретдин-хан не придумает работу, можно лечь, уснуть.
Однако у муфтия бессонница. То ли от старости, то ли от нахлынувших дел и забот. Муфтий чувствует
себя нужным человеком. Это значит, никому из окружающих не будет покоя.
В последнее
хитро поглядывал на Махмуд-бека. Пропуская бородку через пальцы, ограничивался намеками:
«Большие дела нас ждут, сын мой. Огромные дела».
Но нынче муфтий был расстроен.
– Сын мой, - вздохнул он, - чем только провинили мы аллаха?
– Что случилось, господин?
– Беда свалилась на наши головы.
Махмуд-бек промолчал.
– Советы подняли большой шум из-за этой девчонки.
– Из-за какой девчонки?
– Фузаил Максум, негодник, увез девчонку с той стороны.
– A-а... Я и забыл об этом.
– Мы все забыли, мой сын. Советы возмущаются. Они обратились к правительству страны.
– Да... Но кто знает, что это сделали мы, а не какие-нибудь бродячие племена?
– Все беды всегда падают на головы бездомных, обиженных, - сказал муфтий, а потом другим тоном
добавил: - Племена не рискуют переходить границу. Подобных случаев не бывало.
– Что же предпринимает правительство?
– Еще не знаю, мой сын.
– Может, стоит вернуть девчонку? Прикажите Фузаилу Максуму. Он послушается вас.
– Он-то послушается. Но девчонки нет.
– Как - нет?
– искренне воскликнул Махмуд-бек.
– Она ушла из жизни.
На другое утро в чайхане Махмуд-бек рассказал Салиму о судьбе сестры.
– Вот этими руками, - парень выставил широкие ладони, - я задушу, собаку.
Махмуд-бек не перебивал Салима, дал ему выговориться. Когда окончился поток горячих слов,
парень прошептал:
– Что же мне делать, господин?
49
Он вдруг стал похож на слабого, одинокого мальчишку.
– Тебе лучше всего вернуться домой, - посоветовал Махмуд-бек.
– Я не смогу спокойно спать, пока жив Фузаил...
– Тебя, наверное, ищут дома, - продолжал Махмуд-бек.
– Наверное, - согласился Салим.
– Но пока жив Фузаил, я не уйду.
– Ты здесь ничего не сможешь сделать. Он окружен такими же головорезами, как сам.
– Я придумаю что-нибудь, если вы... Если вы не выдадите меня.
– Я тебе обещаю, Салим.
– Верю, господин.
– Но я предупреждаю: без моего ведома не делать ни одного шага.
– Я все время сижу в караван-сарае, господин.
Был ранний час. Первые посетители чайханы, те, кто торопился к своим прилавкам, магазинчикам,
схлынули. Скоро, с первым жарким лучом появятся крестьяне. Будут обсуждать покупки, хвастаться
перед знакомыми своей хитростью, умением торговаться. Купцы, лавочники этого не делают. Они