До особого распоряжения
Шрифт:
– Я счастлив получить от аксакалов такое важное задание. То, чем занимался достопочтенный муфтий
Садретдин-хан, теперь надлежит делать мне.
Зашуршала ткань халатов, раздался кашель, облегченные вздохи. Все в порядке!
– Силы сынов Туркестана рассеяны. Мы пытаемся их объединить. Этим только и занято руководство
Туркестанского комитета во главе с уважаемым господином Мустафой Чокаевым.
Усманходжа первым понял, за что хватается Махмуд-бек.
– Но господин Чокаев далеко.
– Он там, где должен находиться, - оборвал Махмуд-бек, - он в Берлине, рядом с Гитлером. Это очень
для нас важно.
– Да…
84
Махмуд-бек не обращал внимания на Усманходжу, поступая с ним, как с мальчишкой.
– Я сообщу в Берлин о ваших планах. Необдуманные действия могут привести к плохим
последствиям, и вы окажетесь в глупом положении. - С этими последними словами Махмуд-бек
обратился к Усманходже. Пусть замечание относится не ко всем, только к нему.
Махмуд-бек действительно решил сообщить Чокаеву о «необдуманных действиях», сообщить, что
предупредил верхушку эмиграции, но...
Теперь ничто и никто не удержит этих людей. Им захочется показать свои силы и возможности,
захочется настоящих действий. И это здесь, где уже об очередном сборище курбаши будет сегодня же
известно местным властям.
– Вы отказываетесь подчиниться?
– глухо спросил Усманходжа.
Сейчас он попытается натравить их всех друг на друга.
– Я подчиняюсь воле Туркестанского комитета. Подождем решения из Берлина. Считаю своим долгом
предупредить вас, господа, долго не задерживайтесь. Мы в чужой стране. Время очень тревожное. Вы
знаете, что за этот дом я несу ответственность.
«Господам» его ответ явно не понравился. Они будут еще сидеть и тщательно перемывать косточки
Махмуд-беку.
Тем лучше. Точнее - тем хуже для них.
Если кто и вздумал бы следить за Махмуд-беком, то в его жизни не нашел бы ничего подозрительного.
Спокойно живет этот господин. Он связан с деловыми, почетными людьми. Известна его дружба с
турецким консулом Эсандолом, с купцом Аскарали. Изредка бывает и на дипломатических приемах.
Махмуд-бек в последнее время очень изменился. Даже со своими земляками не видится. А
туркестанские эмигранты слишком часто стали встречаться.
Тесен город. Слишком тесен. Все обо всем знают.
Махмуд-бек на базаре поглаживал шероховатые красочные ковры. Торговец знал, что это - не
покупатель. Но знал и другое - друг купца Аскарали. Шел долгий, тягучий разговор о достоинствах
местных ковров.
– Ваш друг - богатый купец, посланный всевышним на благо и радость хорошим людям. Человек,
блистающий умом, как солнце мая, он мог бы осветить и обогреть наши темные жилища.
С образованным чужеземцем торговец говорил на языке старых поэтов.
Махмуд-бек внимательно слушал торговца, поглаживал ковер и наблюдал, как из соседней лавчонки,
расположенной метрах в пяти - десяти, выныривают раскрасневшиеся от горячих речей его земляки.
Прогорит хозяин лавчонки - бывший кокандский купец! Его дело - торговать. А он дает возможность
собираться у себя в доме проходимцам и бандитам. Советник Кимура сверкает улыбкой. Он в темном
костюме: быстро выходит из узбекской лавки, замыкая разношерстное шествие, и скрывается в толпе. В
соседнем переулке его ожидает машина.
Многие считают, что на базаре легче затеряться. Чепуха!
Торговец, занятый разговором, на секунду затихает и неодобрительно косится в сторону чужих людей
с осторожной, крадущейся походкой. Ему этого не нужно и не хочется замечать. Но тем, кому нужно...
Тесен город. Слишком тесен.
Взбешенный дипломат - явление редкое. Даже когда солдаты, окопавшись, надвинув каски, щелкают
затворами, представители враждебных держав обмениваются вежливыми поклонами. Вежливость
сохраняется и при взрыве первого снаряда. Грохот, а тем более осколки не долетают до удобных
кабинетов, где разговаривают, не повышая голоса.
Эсандол стучал кулаками по столу. На лице выступили розовые пятна.
– Отребье! Несчастные тупицы! Нужно было колотить по их дурацким бараньим лбам!
Он, впрочем, понимал, что Махмуд-бек не мог драться с оравой одержимых, с фанатиками. Махмуд-
бек, кажется, сделал все, чтобы предотвратить беду, нависшую над туркестанскими эмигрантами. Беда
пришла вместе с Усманходжой Пулатходжаевым и советником японского посольства. Волею случая или
дьявола эти потерявшие осторожность и разум люди появились в городе почти одновременно.
– Они не воспринимали никаких указаний, - напомнил Махмуд-бек.
– Указания!
– вскричал Эсандол.
– Военные власти великой страны доверились дураку.
Что теперь стесняться в выражениях?
Нет больше советника посольства Японии Кимуры. Его отзывают в Токио. Он сблизился с
эмигрантами, которые себя скомпрометировали, и правительство вынуждено было предложить им
покинуть пределы страны.
История с Усманходжой кончиться иначе не могла. Мустафа Чокаев из Берлина посылал тревожные
письма, словно чувствовал беду. Махмуд-бек при каждом удобном случае докладывал Эсандолу о