До раскола луны: Липирия
Шрифт:
Самой большой загадкой было то, что, если семью формировали линирцы с липинцами или лиадринцами, что тоже бывало, но в разы реже, то рождался исключительно линирец. Это так же вызывало страх, не говоря о том, что беременная женщина, не являвшаяся линиркой, скорее всего погибала.
Стоя в страхе, Акефамий молча рассматривал их, пока один линирец не обратился к нему:
– Ты что-то хотел, пришлый? – спросил Акефамия один из линирцев, направляясь к нему.
Акефамий ничего не говорил. Для него было сложно начать беседу с лиардинцами и липинцами,
– Тебе плохо, почему тебя так трясёт? – продолжал линирец задавать вопросы и приближаться к Акефамию.
Сам же Акефамий не обращал внимания на дрожь, пока ему об этом не сказали. Он не понимал, что именно вызывает такой страх. Его мысли путались, невозможно было произнести ни слова. Акефамием овладел страх, граничащий с панической истерикой.
– Тебе определённо нужна помощь, позволь её оказать? – произнёс стоящий перед Акефамием линирец.
Сам Акефамий продолжал находиться в состоянии оцепенения, без возможности что-либо сказать. Взгляд линирца прожигал его, вызывая всё большую панику. Акефамий мог бы простоять так до следующего дня, пока к нему не прикоснулись.
– Позволишь?
– Н-н-н-ет… не надо, – ответил Акефамий, резко выйдя из состояния дрожи и паники.
– Ты уверен? – уточнил линирец. – Ты явно неместный, это видно, если тебе плохо, я могу помочь.
К Акефамию, в первые за четыре дня, проявили малую заботу, которую он получал только от матери и старика. После столь резкого перехода от агрессивной среды в благоприятную, он не знал как ответить и продолжал отнекиваться:
– Нет, не надо.
– Раз уж так, то от куда ты и как попали сюда? За мою память ещё не было пришлых, которые бы задерживались в Лагриме.
– Из Логем-Ирсума, – произнёс Акефамий, явно прибывая в полуиспуганном состоянии, – прибыл с группой перевозчиков.
– Но перевозчиков не пускают в город, и они уходят с рассветом, так почему ты здесь?
– Я прибыл сюда, чтобы исполнить мечту и стать леторием.
– Ещё один мечтатель, – произнёс линирец с улыбкой, – скорее всего ты ничего с собой не взял, верно?
– Верно.
– Да… с таким подходом, только в летории… Ты хотя бы зашёл в лабел, люрр тебе уже назвал время?
– Да, завтра с рассветом.
– Ну, хотя бы так, – линирцу стало спокойнее за беззаботного мечтателя. – И как ты до утра собираешься доживать? Утром отправишься сонным и голодным? Тогда на начале пути ты и закончишься.
– Ну, у меня есть немного алпи, – произнёс Акефамий, доставая две монеты.
– Ладно, от жажды и голода ты не помрёшь, а спать где собираешься?
Акефамий молча опустил взгляд в пол и положил монеты обратно в карман. За несколько минут Акефамий побывал в состоянии паники, страха и был близок к истерике. После чего успокоился и отчаялся. Он снова начал задумываться о том, что ему надо меньше мечтать и больше думать о том, что делать.
– Ладно, сейчас в моём кабинете нужно навести порядок. Заодно кое-что проверим. Вот уберёшься, и
Акефамий моментально воодушевился и, не расспрашивая о подробностях, согласился:
– Куда идти, перетащить что-то? Я согласен!
– Даже так?
– Да, я работал на складе, я уже привык к такой работе.
– Ну, там ничего не надо перетаскивать, просто протереть тряпкой и сжечь.
– Ещё проще, веди! – в Акефамии не осталось места страху и сомнению, он понимал, что надо хвататься за любую возможность достать деньги, пока не наступит рассвет.
– Пойдём, – линирец развернулся и отправился в академию.
Акефамий послушно шёл за ним, не задавая вопросов. Сам же линирец поражался рвению пришлого. В нём билось желание сообщить Акефамию о рисках и потенциальной смертельности, но также он не хотел выполнять всю грязную работу самому. Другие линирцы не согласятся, а местные сразу сообщать обо всём в лабел. Посему было выгодно договорится с неместным, который ничего не знает и не предполагает, что может быть в академии.
Добравшись до кабинета, линирец развернулся к Акефамию, передал ему тряпку, кожаные перчатки и тканевую тряпку поменьше, пропитанную чем-то вонючим.
– Обмотай вокруг головы эту тряпку, чтобы она закрывала рот и нос, – сказал линирец, всем видом давая понять важность происходящего, – После чего надень перчатки, вытри всю красную жидкость. Следи за тем, чтобы ничего не попало на голые руки и ничего не осталось на полу, – обозначил линирец, произнося важную часть чуть медленнее, – После чего положи тряпку, которой ты вытер пол, в каменный горшок, а горшок закрой плиткой с изображением рун.
– С изображением чего? – задумчиво спросил Акефамий, запоминая последовательность действий.
– Ты не знаешь, что такое руны?
– Нет.
– Это рисунки. Найди каменную, круглую пластину с рисунком на ней, понятно? – спросил линирец, объясняя Акефамию всё максимально доступно, как ему казалось.
– Понятно, – повторил Акефамий, поняв лишь половину.
– После того, как закроешь ей горшок, возьми кресало и кремень, они будут рядом с пластиной. И сделай так, чтобы искры попали на пластину, хорошо? – закончил линирец, надеясь на сообразительность пришлого.
– Да, хорошо, всё понял.
– Чудесно, я закрою за тобой дверь, чтобы никто не мешал.
Акефамий обвернул тряпку вокруг головы, закрывая рот и нос. С начала ему казалось, что он сейчас задохнётся, но после нескольких секунд всё пришло в норму. Когда Акефамий надел перчатки и взяв в руки тряпку, линирец открыл перед ним дверь.
– Как закончишь, постучи с той стороны, – произнёс линирец.
Акефамий молча зашёл в комнату и был в растерянности. Посреди неё стоял стол, на котором были каменные чаши разных форм, пока он жил в Кибиле и работал на складе, в Логем-Ирсуме, Акефамий видел лишь деревянные чаши. Также стоял шкаф, забитый прозрачными чашами и бумагами, в пересмешку с книгами.