До раскола луны: Липирия
Шрифт:
Он пересказывал все те истории, которые запомнились от старика лиардинца. Это помогло исправить ситуацию, и на лице липинки снова появилась улыбка. Так продолжалось до тех пор, пока смена липинки не подошла к концу, и не пришёл второй работник.
Он являлся хозяином заведения и выходил в ночную смену. Чтобы никто его не тревожил и не мешал заниматься делами. В свою очередь, те, кто приходил в его смену, должны были платить двойную сумму. Это был своеобразный штраф.
Чтобы спасти Акефамия от лишних трат, липинка прервала его истории:
– Как незаметно прошло время. Мы встретились днём, и уже наступила
– Меня зовут Акефамий, – ответил он, будучи слегка растерянным.
– Я – Аритория, а это – твой ключ, – протянула, она, ключ от комнаты Акефамию и вышла из-за стойки.
– Это тот же? – спросил Акефамий.
– Да, тот же.
– Спасибо.
– Тебе спасибо, не дал заскучать, – поблагодарила она Акефамия и направилась к выходу. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – произнёс он в ответ.
После чего Акефамий направился в свою комнату, а Аритория – к себе домой. Он не знал, сколько прошло времени, но был уверен, что утро будет тяжёлым.
С трудом поднимаясь по лестнице, испытывая страх, но уже в меньшей мере, он добрался до заветной комнаты. Она располагалась со стороны внутреннего коридора, из-за чего свет не поступал в комнату. Как от солнца, так и от луны. Акефамий не знал, как проснутся с рассветом, чтобы прийти вовремя, но уставшее тело и сознание не давало возможность все обдумать. Упав на кровать и закрыв глаза, Акефамий уснул.
Глава третья
Аритория покинула рабочее место и направилась к своему дому. Её голову долго не покидали истории Акефамия, а вместе с ними её сопровождал пейзаж ночного города.
Прожив в Лагриме восемь лет и привыкнув ко всему, она обратила внимание на то, что больше всего удивило Акефамия. Высокие дома, из окон которых виднелся свет от ламп, формировали коридор в жилом районе. Казалось, будто ты идёшь не по городу, а по ущелью и единственным источником света, которым освящается это ущелье, выступает луна. Её изумрудный свет окрашивает город в зелёные оттенки. Единственное, что не позволяет всему городу утонуть в безумной красоте – это тёплый свет от свечей.
Звёзды, выстроившись вокруг луны, были её неотъемлемой частью. Если долго всматриваться в неё, то может показаться, что это единая система. А если включить воображение, то были видно и жителей луны, о которых рассказывал Акефамий.
Привыкшие к постоянной работе и заработку денег, жители Лагрима давно не обращали внимания на красоту города. Их темп жизни был ещё быстрее, чем жителей провинций. Новый? впечатлительный взгляд Акефамия позволил Аритории ещё больше отдалиться от жизни, к которой она привыкла.
С самого детства каждый ребёнок Лагрима предоставлен был сам себе. Так как все жители, достигшие восьми лет, отправляются работать, чтобы обеспечить себя и свою семью. К восьми годам житель Липирии уже сформирован как личность. Он умеет читать, писать и считать, а вместе с этим имеет право участвовать в лирре. Единственное, что делает родитель – это даёт базовые знания липры и чисел. Из-за этого горожане не обращают внимания на окружающих их мир и не видят ничего, кроме работы. Единственный выход – это стать леторием и надеяться, что тебя отправят куда-нибудь, но не в Лагрим.
Всё могло быть менее трагично, если бы все здания не облагались налогом. После великой войны, для того чтобы обеспечить
А совершенно чужой, для этого города, Акефамий помог забыть о всех сложностях жизни. Аритория с самого детства понимала, что её ожидает в будущем, и тяжёлые мысли не покидали её. А нудная работа лишь усугубляла ситуацию. «Слишком много свободного времени и слишком мало позитивных мыслей» – вот как можно было описать её работу.
Но долго разглядывать город она не могла. Её так же клонило в сон, как и спящего на этот момент Акефамия. Самым благоприятным стечением обстоятельств было близкое расположение её работы от дома. Так как всем остальным жителям требуется идти на рынок или в кузни с мастерскими. А дом, в котором можно было снять комнату, был единственным на жилой район, и работали там в ночную и дневную смену.
Добравшись по ночным улицам домой, она поднялась к комнатам, хозяевами которых были её родители. Они уже спали крепким сном, и никакой шум не мог их разбудить. Аритория, войдя в свою комнату, перед сном решила ещё раз посмотреть на город и подошла к окну. Её комната, вместе с комнатами родителей, располагалась на втором этаже. Но это не меняло картины. Город также был покрыт изумрудным свечением луны, а свет комнатных фонарей пропадал с каждой минутой. Единственным, вечно освящённым местом был центр перед лабелем. Именно на него и выходило окно Аритории. Дальше центральной площади можно было рассмотреть ворота и леториев, которые ждали окончания своего дежурства.
«И это ждёт Акефамия?» – произнесла Аритория. Она не желала, чтобы Акефамий так же начал ненавидеть свою работу, как и она. Самое ужасное в мечте – это разочароваться в ней, после её достижения. А Акефамий жил своей мечтой, не видя и не обращая внимания на всё остальное. Но все подобные мысли сменились привычными для жителей столицы. После чего, Аритория легла спать.
И пока Аритория спала крепким сном, Акефамий страдал от кошмаров. Ему виделась картина, как он, будучи пятилетним мальчиком, покидает Кибил. С каждым шагом от родного города, его мать рассыпается словно песок, а отец становится ближе. Но остановиться он не может и ему приходится наблюдать, как приближаясь к отцу, его мать поэтапно развевается по ветру. Он желает всё это прекратить и остановиться, но, при малейшей попытке прервать свой марш, он делает лишь более уверенный шаг от матери.
Когда её руки и часть лица обратились песком, под потрескавшейся кожей начал виднеться скелет. На этом моменте Акефамия охватывает ужас и с криком он старается остановить самого себя. От чего начинает шагать ещё быстрее, а его рот непроизвольно закрывается. Он хочет кричать, пытается, но не может, а подойдя к отцу и обернувшись, вместо родной матери он видел лишь оголённый скелет.
Страх и паника охватили его, но тяжёлая рука отца развернула его голову к себе. Стоя прямо перед отцом, Акефамий не мог пошевелиться. Отец смотрел в глаза Акефамию, не моргая и не отводя взгляд. Это продолжалось на протяжении минуты, после чего отец выполнил воинское приветствие, положив правую руку на своё левое плечо. В этот момент Акефамий непроизвольно повторил за отцом. Попытка противостоять и взять контроль над самим собой не увенчались успехом.