До седьмого колена
Шрифт:
– Это не версия, – угрюмо буркнул Юрий, – это целый роман. Дешевый, рассчитанный на экзальтированных домохозяек. Обратись с ним на телевидение, заработаешь кучу денег.
– Экий ты, право, упрямец, – раздосадовано сказал Светлов. – Ну, покажи мне человека, который лучше Марины Медведевой удовлетворял бы выдвинутым тобой самим требованиям!
– То, что мы его до сих пор не нашли, вовсе не означает, что его нет, – сказал Юрий. – А твоя сказочка про месть, рассчитанную на десять лет вперед, меня как-то не впечатляет. В жизни так не бывает, Дима. Не понимаю, ты что, «Графа Монте-Кристо» на днях перечитывал?
–
Через минуту дверь открылась, и в прокуренный кабинет вошла Лидочка Светлова, супруга господина главного редактора и журналистка вверенной ему газеты.
– Это что за тон? – возмущенно спросила она с порога и просияла, заметив Юрия: – Ой, Юрий Алексеевич, здравствуйте! Какими судьбами?
«Так я тебе и сказал, – подумал Юрий. – Если узнаешь, во что я опять втянул твоего драгоценного супруга, живо перестанешь улыбаться!»
– Здравствуйте, Лида, – сказал он, изображая улыбку. – Вот шел мимо, решил заглянуть, проверить, как у вас тут дела.
Господин главный редактор у него за спиной издал неопределенный звук, похожий на хрюканье.
– Да какие у нас тут могут быть дела, – махнула пухлой ладошкой Лидочка. – За новостями охотимся, вот и все дела. А...
– У нас к тебе вопрос, – перебил жену Светлов. – Мы тут поспорили, и нам нужен совет независимого эксперта. Если угодно, консультация...
– Я слушаю, – сразу сделавшись серьезной, сказала Лидочка. – Говори-говори, я сейчас.
С этими словами она обошла стол и с треском открыла фрамугу. В прокуренный кабинет потоком хлынул свежий воздух, заставив висевший под потолком табачный дым испуганно заклубиться.
– Ну, что у вас за глобальные проблемы? – спросила Лидочка и села, тепло улыбнувшись Юрию.
– Прекрати строить глазки этому неандертальцу, – строго сказал господин главный редактор, – он все равно ни черта не понимает в женской психологии. Вот скажи нам, вернее, ему: что бы ты стала делать, если бы кто-то из моих знакомых подставил меня, подвел под длительный срок тюремного заключения, а потом предложил тебе руку и сердце?
– Это смотря кто, – кокетливо сказала Лидочка.
– Ох, получишь ты у меня дома, – пообещал Светлов. – Я тебя серьезно спрашиваю!
– Серьезно? – Лидочка озабоченно нахмурила выщипанные в ниточку брови. Выглядело это довольно потешно, и Юрию стоило большого труда не улыбнуться. – Серьезно я о таких вещах стараюсь не думать, слишком уж это страшно, сразу плакать хочется. Не знаю... Убила бы, наверное.
– Ну-ну, – сказал Юрий. – Так уж сразу и убила!
– Да нет, конечно, не сразу. – Лидочка смешно наморщила лоб. – Сначала, наверное, попыталась бы добиться справедливости, доказать, что он ни в чем не виноват, что его подставили... А если бы не получилось, тогда, наверное, и вправду убила бы. Подобралась бы поближе, может быть, в самом деле, даже замуж вышла бы за того, кто это сделал, а потом... Сначала отравила бы жизнь, чтобы пожалел, что не его в тюрьму забрали, а потом убила бы.
– Ого, – сказал Юрий, стараясь скрыть за шутливым тоном замешательство, в которое его вверг ответ кроткой, безобидной,
– Шутки со мной хороши, – встрепенувшись, будто после дурного сна, улыбнулась Лидочка. – Только какая же это шутка?
– Все, спасибо, ты свободна, – не скрывая торжества, сказал Светлов.
– По-моему, кто-то сегодня просто мечтает остаться без ужина, – куда-то в пространство задумчиво проговорила Лидочка.
– Без обеда кто-то уже остался, – сказал Светлов со вздохом. – Какой смысл быть женатым, если тебя отказываются даже кормить?
– Что значит – даже? – возмутилась Лидочка. – В чем, интересно, тебе еще отказывают?
Она явно была не прочь еще немного поболтать, но, взглянув на Юрия, осеклась.
– Извините, – сказала она, – я, наверное, мешаю, у вас тут дела. Да и у меня еще работы на час, самое меньшее... Я пойду.
– Что вы, Лидочка! – неискренне запротестовал Юрий.
– Вот-вот, иди, – сказал Светлов.
В дверях Лидочка столкнулась с лохматым и седым, тощим, как жердь, человеком, на груди у которого болтался большой фотоаппарат в черном чехле из синтетической ткани. Фотограф был одет в джинсы, клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами и в безрукавку защитного цвета, сверху донизу усеянную карманами разнообразного размера и назначения.
– Чтоб тебя, Дима, с такими твоими заданиями! – закричал он с порога. Лицо у него было кирпично-красным не то от раннего загара, не то от злости. – Чуть на куски не порвали, насилу ноги унес! Как будто это не разбитая машина, а стратегический оборонный объект. Оборзели эти новые русские! Хозяева жизни, мать их так и не так! Извини, Лида, я тебя не заметил. С такой работой, Дима, мне молоко за вредность положено! Ну их всех в глубокую задницу, этих нуворишей! Уйду я от тебя. В «Комсомолку» уйду, они меня давно сманивают, там спокойнее, хоть и платят поменьше... А, Юрик, привет! Жалко, что тебя со мной не было, ты бы этим придуркам пыль с ушей отряхнул. Помнишь, как бывало?..
Юрий с улыбкой пожал его костлявую ладонь. Светлов тем временем полез в сейф и выставил на стол полбутылки коньяку и стакан. Юрий отметил про себя, что господин главный редактор взрослеет на глазах и понемногу начинает перенимать методы работы с людьми своего предшественника Мирона – те самые методы, которые он раньше так горячо критиковал как абсолютно недопустимые.
– Возраст у меня уже не тот, чтобы лбом орехи щелкать! – продолжал разоряться фотограф. У него были роскошные, слегка тронутые сединой усы с закрученными кверху кончиками, которые сейчас воинственно топорщились. – Тем более для тебя, молокососа. Если я за полвека воровать не научился, что же я теперь – не человек?
– Человек, человек, – спокойно сказал Светлов и подвинул к нему бутылку и стакан. – Получай свое молоко.
Фотограф увидел коньяк, и суровые черты его лица немного смягчились.
– Нас этим не купишь, – проворчал он, беря тем не менее бутылку и наклоняя ее над стаканом. – Тем более в рабочее время. Это он меня нарочно спаивает, – обратился он к Юрию, – чтобы потом было за что уволить.
Светлов ловко подставил под горлышко палец и поднял его кверху, воспрепятствовав фотографу наполнить стакан до краев.