До седьмого колена
Шрифт:
Здесь все было как раньше: та же стеклянная стена с видом на реку, тот же пушистый белый ворс под ногами, та же модерновая, но при этом очень удобная мебель, те же картины на стенах – большие, под стеклом, с какими-то непонятными пятнами, разводами и линиями, обозначавшими что угодно, но только не то, что, если верить подписям, было на этих картинах изображено. В кондиционированном воздухе все еще угадывался запах любимых сигар Далласа; Кастету пришлось сделать над собой усилие, чтобы прогнать ощущение, будто он находится в каком-то мавзолее или музее.
Очкарик торопливо просеменил к застекленному, набитому видеокассетами стеллажу и принялся там рыться, читая названия на коробках. ««Мегатонна», «Мегатонна», – невнятно бормотал он себе под нос, ловко тасуя коробки, –
– Ну, что там у тебя? – устало спросил Кастет.
– Глазам своим не верю, – пробормотал очкарик. В руках у него была кассета. – Есть, представляете? Вот оно! Клянусь, я не знал, даже не слышал... Я бы запомнил, честное слово, я не вру...
– Да верю я, верю, – сказал Кастет. – Давай включай. Сразу все вспомнишь. А то заладил как попугай: «Не видел, не знаю»... Включай!
У него немного отлегло от сердца: если бы этот хорек водил его за нос, уж он бы, наверное, потрудился ликвидировать не только упоминания о суперпроекте Далласа в официальных документах, но и кассету с готовым клипом. А если бы и не ликвидировал заранее, то сейчас, делая вид, что ищет, мог бы просто содрать с нее наклейку с надписью и развести руками: нету, мол! И кто бы тогда стал рыться в этой навозной куче, просматривая кассету за кассетой? Да кто угодно, только не Кастет! На глаз тут было больше тысячи коробок с записями; Кастет просто не располагал временем, чтобы просмотреть их все.
Очкарик втолкнул кассету в щель видеомагнитофона, и на экране скачком появилось изображение: веселые полуголые девахи в сверкающих блестками микроскопических юбчонках и бюстгальтерах, лихо отплясывая, пели что-то зажигательное. Кастет удовлетворенно кивнул: кассета была та самая, которую Даллас крутил для них, чтобы похвастаться своими достижениями.
– Ну что, – обратился он к очкарику, – теперь вспомнил?
Очкарик немного поморгал на него глазами, казавшимися сквозь очки непомерно большими. Выражение лица у него было какое-то странное – уже не испуганное, а удивленное и как будто даже жалостливое.
– Ну, чего? – сказал Кастет. – Чего уставился? Вспомнил или нет?
– Вы знаете, – сказал очкарик, – теперь я действительно вспомнил. Да, это снимали у нас пару месяцев назад... Нет, простите, скорее три месяца назад, в конце февраля или начале марта.
– Ну?
– Но простите... Это же была просто шутка!
– Чего? Ты чего гонишь, какая, на хрен, шутка?!
– Это не я, это Виктор Павлович, – испуганно пролепетал очкарик. – Он сказал, что готовит первоапрельский розыгрыш для друзей, понимаете? Я лично ездил в хореографическое училище, отбирал девочек – чтобы были с фигурой, смазливенькие и двигались хорошо... Получилось неплохо, правда? Смотрите, как танцуют! Нашим так называемым звездам до них далеко. Одно слово – профессиональные танцовщицы! И оператор молодец... А свет какой, видите?
– А ну, постой, – сказал Кастет, слыша собственный голос словно откуда-то со стороны. – Погоди, я сказал! Как – танцовщицы? А поет кто?
Теперь сомневаться не приходилось: очкарик смотрел на него с жалостью, как на человека, который только что признался, что, дожив до сорока лет, все еще верит в Деда Мороза и накануне Нового года пишет ему письма.
– Это же фонограмма, – сказал он сочувственно. – К нам чуть ли не каждый день приходит множество фонограмм, среди них иногда попадаются очень приличные. После надлежащей обработки на нашем оборудовании... Ну, вы сами слышали, что получается. А девочки на сцене просто открывают рты, понимаете? А вы что же, поверили?
– Да, – сказал Кастет медленно, – я поверил. Очень удачная получилась шутка. Правдоподобная...
– Простите еще раз, – сказал очкарик. Теперь, когда недоразумение, с его точки зрения, благополучно разрешилось, он явно начал чувствовать себя увереннее. – Скажите, а вы действительно дали под эту... под этот проект деньги?
– Да, – думая о своем, сказал Кастет. – То есть не я, люди дали. Серьезные люди, перед которыми за деньги надо отчитаться. Ладно, собирайся, поехали.
– Куда? – опешил очкарик, неприятно
– Знакомиться с серьезными людьми, – сказал ему Кастет. – Или ты думаешь, что я один буду за ваши шутки отдуваться? Ну, пошел!
Очкарик понурился и двинулся к дверям. На пороге Кастет обернулся. Огромный телевизор с плоским экраном все еще работал, полуголые студентки хореографического училища задорно вскидывали покрытые искусственным загаром стройные ляжки и открывали в такт музыке рты. Теперь, когда ему все доходчиво объяснили, Кастет видел, что в такт они попадают далеко не всегда. Впрочем, это могло ему только казаться; Кастет полагал, что теперь это уже не имеет значения.
Идти к Кексу было не с чем.
Глава 11
Во время утренней пробежки в парке Юрий думал о своем вчерашнем разговоре со Светловым. Разговор был неприятный, тяжелый, и утро выдалось под стать настроению – серое, туманное, с холодным моросящим дождиком, как будто на дворе стоял не конец мая, а начало октября. Откровенно говоря, проснувшись и увидев за окном эту серую муть, Юрий понял, что никакой зарядки ему сегодня не надо, а надо ему, наоборот, завалиться обратно в кровать и соснуть еще часика полтора-два, а если получится, то и все три. Нога у него ныла, реагируя на сырую погоду, и ныли многочисленные шрамы и отметины на теле, и голова тоже ныла и, казалось, была набита сырой ватой, такой же серой, как и это туманное, дождливое утро. До конца осознав, что делать сегодня какую-то дурацкую зарядку он просто-таки не в состоянии, Юрий устало закрыл глаза, сосчитал в уме до трех – не до десяти, как того хотелось организму, а именно до трех, потому что три меньше десяти на целых семь, – а потом открыл глаза, резко отбросил одеяло и вскочил раньше, чем успел об этом пожалеть. Через пять минут он уже бежал по мокрому асфальту, расплескивая подошвами мелкие серые лужи и направляясь к парку.
В парке, как уже было сказано выше, Юрий размышлял, заново прокручивая в уме свой вчерашний разговор с Дмитрием Светловым. Теперь, когда горячка спора прошла, эмоции отодвинулись на второй план, и Юрий смог по достоинству оценить выдвинутую Светловым версию.
Он думал о женщине, которую мельком увидел в коридоре дома Медведевых, – красивой, ухоженной, богатой женщине, которая показалась ему немного печальной. Это была не «одноразовая дама» из тех, кого Юрий время от времени приводил в свою холостяцкую берлогу, и не простая домохозяйка вроде Людмилы Веригиной и миллионов им подобных; это была дама из высшего общества, привыкшая к поклонению, с детства окруженная красивыми, дорогими вещами, никогда не знавшая мелочных волнений и забот о хлебе насущном, – словом, это была одна из тех женщин, о которых Юрий имел лишь самое смутное представление и которых он решительно не понимал. Однако кое-какой опыт общения с такими дамами у него имелся, и опыт этот был по преимуществу печальным. Он, опыт, свидетельствовал: именно такие женщины и совершают настоящие, преднамеренные, хорошо продуманные преступления. Простая тетка-лимитчица вроде Людмилы Веригиной или дворничихи тети Паши может сгоряча пристукнуть пьяного мужа утюгом, но и только; уличная девка не всегда может устоять перед искушением слямзить то, что плохо лежит, или капнуть в бокал клиенту какой-нибудь дряни, после которой тот и не вспомнит, где он был, что делал и кто его обобрал до нитки. На большее ни у той, ни у другой не хватит ни времени, ни фантазии. Лишь богатая, ничем не занятая, прекрасно образованная, умная и развитая женщина может выносить тонкий план настоящего преступления из тех, что описаны в детективных романах, – выносить, не спеша подготовить все необходимое, а затем хладнокровно и безошибочно все провернуть. Разумеется, сами они никогда не станут пачкаться о грязную работу, для этого поблизости всегда отыщется кто-нибудь, самой природой предназначенный для проламывания черепов и незаконного ношения огнестрельного оружия, – кто-то, кто в конце концов угодит за решетку или погибнет при странных обстоятельствах, не исключающих возможности самоубийства...